квартиры. Мрачные лица конвоиров отпечатались в памяти ребенка навсегда. Они выглядели окаменелыми бездушными масками, пугающими Римму до дрожи.
– Там разберутся, я скоро вернусь, – дрогнувшим голосом сказал отец, обернувшись в дверях.
И мама, закрывая ладонями рот, чтобы не расплакаться, побежала за ним по коридору. Папа хотел обернуться вновь, обнять маму, но ему не дали. Так и остался в памяти дочери на ближайшие годы его взъерошенный, как у пойманного зверя, затылок.
Мать и дочь вернулись в свою комнату и прильнули к окну. Они смотрели, как отца запихивают на заднее сиденье, провожали взглядами отъезжающую машину, а из глаз струились тихие слезы отчаяния.
До утра никто не постучался в их дверь, никто из друзей или соседей не пришел хотя бы спросить, не нужна ли помощь в наведении порядка после обыска. И когда забрезжил неяркий зимний рассвет, никто не зашел, не позвонил, словно они перестали существовать или заболели ужасно заразной болезнью.
Наутро весь околоток уже знал о произошедшем, но никто, никто не позвонил и не пришел, даже Катя за обещанным «Робинзоном Крузо».
– Доченька, помоги мне собрать вещи, – сказала мама в один из следующих грустных дней.
Римма подумала, что они будут просто наводить порядок, раскладывать все по местам, но мама имела в виду другое. Книги и вещи пришлось складывать в мешки и узлы. На следующий день мать пошла в школу и забрала оттуда документы – свои и дочери, потом договорилась с водителем грузовика, чтобы он отвез их в подмосковный город Клин, к бабушке и дедушке.
– Может, зря уезжаем? – повзрослевшая Римма всю дорогу, трясясь в кузове грузовика, с сомнением смотрела на мать, – папа вернется, а нас дома нет.
– Вряд ли он вернется, – горько усмехнулась мама, – знаешь, кто такая Сусанна?
– Знаю, это же девочка, которая училась в папином классе, а потом куда-то пропала.
– Она организовала литературный кружок в доме пионеров, но они там не только книжки читали, а строили планы, как уничтожить членов правительства.
– Как? – поразилась Римма. – Быть такого не может!
– Я тоже так думала, но…
– Их расстреляют? – ужаснулась Римма, выпалив самое худшее предположение.
– Не знаю, скоро суд, там и вынесут приговор.
– А наш папа тут при чем?
– Он классный руководитель, обязан был знать, чем дышат его ученики.
– А нам что будет? – Римма была уже не маленькая и знала, что может ожидать членов семьи врага народа.
– Теперь уже ничего, не переживай, – мама ласково погладила ее по плечу и даже улыбнулась. – В Клину никто ничего не знает, и мы никому не скажем, правда? Свою фамилию я не меняла из-за диплома, и тебе мы правильно догадались не давать отцовскую еврейскую фамилию. Ты, как и я, Мещеркина.
– А что говорить бабушке и дедушке?
– Я сама им скажу – якобы разошлась с мужем, в Москве оставаться не пожелала. А потом и спрашивать перестанут.
