Я готов стрелять в любое чудовище, но не готов к самим чудовищам.
Виталя, словно ощущая мой страх, оборачивается, бросает на меня критический взгляд и дает дельное замечание:
– Ты мне только бошку не снеси, хорэ?
Весь в испарине я нервно киваю.
Поворот дверной серебристой ручки и дверь в ванную распахивается. Мы входим внутрь почти одновременно и вместе замираем, озадаченные увиденным. Сама ванна закрыта полиэтиленовой бело-голубой шторкой. И эта ширма дергается. По эмали кто-то скребет.
«Неужели джек-пот?», проносится в моей голове.
Виталя отдергивает занавеску и в воздух подпрыгивает жирная серая крыса. Монтировка молниеносно описывает короткую дугу и оглушает тварь меньше, чем за полсекунды.
Крыса, однако, не умерла.
Свободной рукой Виталя достал животное из ванной, крепко сжимая пальцы у основания головы. От удара один глаз крысы слегка вышел наружу, из уха текла кровь. Розовые лапки конвульсивно дергались, отвратительный хвост безжизненно терся о края ванной.
– Кажется, эта еще не заражена, – Виталя поворачивает крысу с разных сторон, как пытливый зоолог.
– Какого черта ты её не добьешь? – спрашиваю, стараясь не смотреть на бедного грызуна.
– Она нам пригодится, – шмыгает подросток с умным видом.
– Нафига? – искренне недоумеваю я.
– Нам придется открыть хулахлоп, иначе мы не выберемся.
– И крыса нам поможет?
– Да.
Так же медленно и осторожно мы выбираемся в коридор. В квартире звенит напряженная тишина. Закрытая дверь в спальню зловеще таится в тени коридорного закоулка.
– Может, проверим? – спрашиваю я, кивая на дверь.
– Я бы не стал.
В центральном коридоре я снова обращаю внимание на засохшие пятна на обоях и задаю вопрос, который вертится на языке:
– Это что, кровь?
– Может быть.
Мы продолжаем идти.
– Что значит «может быть»? Как умерли хозяева?
– Я же уже рассказывал! – паренек разворачивается ко мне, взмахивая рукой, в которой держит крысу. Её длиннющий хвост шлепается о стену, как замерзший шнурок.
– Ты ж сказал, что Грыничкин убивал во сне.
– Слышь ты, – в Виталю возвращается гопник. – Хватит меня донимать тупыми вопросами. Может кто-то из них проснулся и попытался убежать.
– Это что, вопрос? – я тоже начинаю выходить из себя. – Кто здесь жил?
– Парочка одна с дочерью. Шапочники. Торговали шапками на рынке тут у нас.
Он говорит так, будто это проходная история , которая не стоит внимания. Но, несмотря на его равнодушный тон, я чувствую, что в воздухе витает страшная тайна.
– И вы сожгли их тела?
– Да, – паренек опускает глаза. – Сожгли…
– И
