бессилие в других. Чужие червоточины зарождают в них семена самоуверенности и ростки тщеславия. Сила же, увиденная в других, подымает с глубин их души зависть и самопрезрение. Я вновь свернула на улицу старых домов, моля время ускориться и дать мне возможность быстрее переступить порог дома. В этот день я так и не успела посмотреть город. Все, что я увидела это небольшую асфальтированную площадь, с расходящимися по ней трещинами, окруженную пихтами и елями. По периметру центра этой Вселенной, обрамляя дорожки, уводившие в сторону магазинов, стояли деревянные скамейки с облупившейся зеленой краской и фонарные столбы с двумя белыми флаконами наверху. Я тут же вспомнила слова хозяина дома, про сердце города. И странный вопрос всплыл у меня в голове: «Если у города такое неприглядное сердце, то, что же с другими органами?». Я все же добралась до дома. Мои руки затекли, а ручки пакета врезались в ладонь. Переступив порог, я опустила свой груз на пол и облегченно выдохнула. Теперь помимо молока и яиц в моем холодильнике будут и другие продукты.
На обед я сделала спагетти. Затем меня стали манить лежавшие на столе альбом и карандаши. Мне хотелось взять их в руки и на несколько часов выпасть из реальности. Но нечто мерзкое и надоедливое царапало мое нутро, кажется, это была совесть. Я взглянула в окно, на погибающий заброшенный сад, и поняла, что придется на время забыть про свои эгоистичные желания и помочь этому изнывающему клочку земли. Только жестокий, лишенный всякого милосердия человек, может смотреть на страдания живого существа. Вопреки мнению многих людей и религиозных сект я верю, что растения имеют душу. Возможно, отличную от человеческой, но все же имеют. И верю в то, что некоторые люди лишены ее, не по рождению, а в силу своего образа жизни. И они ходят по земле, как те надувные куклы, пока не лопнут, испуская воздух. И ничего от них не останется кроме зловонного запаха пустоты. Но с природой так не бывает, вы не встретите пустого и безликого цветка или дерева. Таким трагичным уделом наделены только люди.
Я вышла в сад. Начать нужно было с уборки полусгнившего яблочного ковра, вокруг которого сворами летали мухи и пчелы. Воздух был наполнен жужжанием и запахом гнили. Думаю, только Шиллера могла вдохновить такая атмосфера, у меня же она вызывала легкий приступ тошноты. Затем, мне следовало очистить клумбы от сорняков. Так уж у нас заведено: обычной траве рядом со сливками растительного мира, было не место. Наш глаз готов воспевать красоту, одаривать ее заботой и любовью. Мы укрываем от холодов розу, поливаем ее, если настала засуха, вдыхаем аромат ее цветов. Но, с тем же усердием, что мы охраняем розу, мы уничтожаем, то, что прикрывает прелесть ее цветения. Безжалостно мы обрываем одну жизнь, чтобы продлить другую. И снова и снова пробиваются сквозь яркие цветы их вечные безликие спутники. Быть может, чтобы ненароком, совсем случайно, получить взгляд полный восхищения и любви, причитающийся не им, но все же, в их сторону. А затем опять тяпка, по стеблю или корневищу, и безобразный
