собственному удивлению. Да, можно было и вспылить, ведь мы не обговорили, чего трогать можно, а чего нет, но всё это показалось лишним. По его глазам я вдруг почувствовал, что он не хотел оскорбить. Взгляд старика вообще поведал мне о многом. Казалось даже, он говорил со мной взглядом. Уже тогда стало понятно, какие отношения выстраиваются между нами. То были отношения ребёнка и мудрого отца. И пришло осознание, что за его обманчивым обликом скрывается нечто громоздкое и безгранично сильное.
– И всё-таки, как ваше имя?
– Илья.
– Артём!
Я по привычке протянул руку, но тут же понял, что не совсем это правильно, так вот здороваться со священником. Но Илья лишь улыбнулся, пожал мою руку в ответ, а затем отправился в алтарь. Он остановился на полпути, немного обернул голову и, не глядя на меня спросил:
– На литургию-то придешь? Завтра.
Я приучен, что исповедь, как правило, начинается ближе к восьми, потому сразу задумался, как бы мне поспеть, если часы не показывают времени. Илья, не дожидаясь ответа, сказал:
–Мы будем тебя ждать, – и тут же исчез.
Отчего-то не появилось и мысли догнать и расспросить его обо всём. А я ведь как думал: удастся кого-то встретить – тут же вцеплюсь в бедолагу и не отпущу, пока всё не выведаю. Ясное дело вопросы никуда не делись, не зря я вынашивал их в голове, чтобы вот так вот просто о них позабыть. Я провёл здесь, пожалуй, пару дней, а по ощущениям и вовсе – вечность. Помолчи так, и тут же поймешь, насколько лишними и пустыми бывают слова. Илья оказался немногословным и, быть может, в этом и таилась его всеобъемлющая мудрость.
Когда я вернулся, церковь готовили к службе две старушки. Они из без того всё делали впопыхах, а заприметив меня, кажется, ускорились ещё сильнее. Не понимал, к чему такая спешка, ведь времени у нас вдоволь. Бабушки закончили дела, и одна из них с любопытством меня осмотрела. Она искренне улыбалась, глядя на меня. И я, увидев старушку, обрадовался ей точно родной.
Отец Илья ждал меня у аналоя. Я глубоко вдохнул, повернулся к старушкам, скрестил руки и с поклоном попросил прощения, на что они единовременно поклонились в ответ.
Я достал из кармана малюсенький клочок бумаги, на котором нацарапал соразмерно маленький список грехов, и передал всё это дело Илье. Мне казалось, что к составлению списка я подошёл основательно, но увидев изумлённое лицо священника, тут же заподозрил что-то неладное.
– Это всё?
– Разве этого мало?
– До смерти не отмоешься. Но догадываюсь, есть что-то ещё?
Я привык, что в церкви будь то малого города, или большого, всегда служило много людей. Особенно на большие праздники, которые, признаться, были единственными днями, когда я приходил на литургию. Так вот на такие случаи у меня всегда припасена безобидная уловка: я говорил, что ужимаю все проступки, переживания и сомнения до определённого греха, спрессовываю всё содержание до единого слова, чтобы не отнимать
