теперь. Я как бы была унесена далеко-далеко от земли, в преддверия небесных обителей. Следом за своей спутницей вошла в хибарку с левой стороны от ворот, где помещался в то время начальник скита архимандрит старец Венедикт.
Все эти маленькие келейки, украшенные сплошь образами и по краям картинами духовного содержания, – такой мир проливали они в душу посетителей! В узеньком коридоре на скамьях и на полу сидели сплошь посетительницы. А для мужчин разрешался вход внутрь скита, и они должны были входить внутренним входом в особое помещение, рядом с кельями старца.
Смотря на окружающую святыню, на умиленные лица сидящих, невольно переносишься в другой мир, а все земное кажется таким ничтожным, чуждым для тебя. После монахини, моей спутницы, старец принял меня.
Сначала он обращался ко мне, как к молоденькой приютянке (так про меня ему рассказала монахиня), но когда из моих ответов узнал, что мне уже тридцать два года и что я еду держать государственный экзамен на врача, то был очень удивлен и щедро стал осыпать меня и наставлениями, и подарками на память. Благословил меня поговеть и велел приходить на исповедь до всенощной.
Оттуда мы зашли и в правую хибарку, где принимал посетителей приснопамятный старец отец Иосиф. При входе к нему чувствовалось, что это уже неземной человек, что он более принадлежит к миру духовному. Прозрачный лик его и вся его телесная оболочка так истончились от духовных подвигов, что кажутся уже исчезающими от наших грешных земных очей. Он говорит совсем мало, но своим просветленным сияющим взором вливает в душу что-то неземное.
Оба старца сказали мне (не помню, в каких выражениях), что мне надо идти в монастырь, – и это вполне совпадало с моим, хотя как будто не вполне сознаваемым прежде, всегдашним желанием. Вскоре по возвращении нашем в номер отец Венедикт прислал келейника позвать нас и объяснил, что ему необходимо ехать в Шамордино: за ним прислали, у него там много духовных детей (кто-то сильно заболел).
Так как мне нельзя было отложить отъезд, то батюшка Венедикт благословил меня исповедаться у общего монастырского духовника отца Феодосия (впоследствии он стал скитоначальником), надавал мне на память об Оптиной образков (живописный образ Калужской Божией Матери в четверть аршина) и много книжек (в их числе житие старца Амвросия), много листков и свой адрес. Уезжая, старец сказал келейнику: если он не возвратится, пусть келейник угостит нас после причастия чаем, накормит меня и даст мне скитских цветов.
Поисповедовалась, где сказал мне отец Венедикт, простояла всенощную, а затем на обедне Господь сподобил меня причаститься Святых Таин. Попила чаю у келейника, как велел батюшка отец Венедикт. Келейник заботливо покормил меня, дал мне большой букет цветов и еще на дорогу кусок пирога. Заходила я еще раз к отцу Иосифу, здесь провожал меня к старцу его келейник, будущий старец и будущий мой духовный отец, батюшка Анатолий. Во всем его облике светилась бесконечная любовь к людям. С таким старанием он всех провожал к
