Времени почти не оставалось: она ушла, ее личность безвозвратно угасла. И я был намерен отыскать ее.
Кабинет профессора Диомидиса находился в самом обветшалом крыле здания. По углам коридора висела паутина, работала лишь пара лампочек. Я постучал в дверь кабинета, и после секундной паузы оттуда донеслось: «Войдите!»
Я повернул ручку, отворил скрипнувшую дверь и в следующее мгновение с изумлением потянул носом воздух. Здесь не улавливалось характерных для больницы едких ноток хлорки и лекарств. Как ни странно, в кабинете пахло почти как в оркестровой яме – деревом, струнами и смычками, мебельной полировкой и воском. Пару секунд глаза привыкали к полумраку, а потом я разглядел у стены небольшое пианино. Странный для психиатрической лечебницы предмет. В тени приютились примерно два десятка нотных пюпитров, на одном из столов громоздилась стопка нот – эта хрупкая на вид конструкция высилась чуть ли не до потолка. На другом лежала скрипка, а возле нее – гобой и флейта. Чуть поодаль располагалась арфа, огромная штука с красивой деревянной рамой и душем из струн. Я застыл на месте в полном замешательстве.
– Вас так удивили музыкальные инструменты? – рассмеялся сидевший за рабочим столом профессор Диомидис.
– Они ваши?
– Да. Музыка – мое увлечение. Хотя нет, вру, моя страсть! – Для пущего эффекта профессор поднял вверх указательный палец.
У Диомидиса была занятная манера говорить: его энергичная речь сопровождалась потрясающе богатой жестикуляцией, он подчеркивал фразы, словно дирижировал невидимым оркестром.
– Я руковожу любительской музыкальной группой. В наш коллектив могут вступать все, кто пожелает: и персонал, и пациенты. Я считаю музыку одним из сильнейших терапевтических средств. – Тут профессор сделал паузу и продекламировал немного нараспев: – «Лишь музыка способна дать покой встревоженной душе…»[6] Вы согласны?
– Конечно.
– Владеете? – спросил Диомидис, прищурясь.
– Простите, чем именно? – непонимающе переспросил я.
– Игрой на каком-нибудь музыкальном инструменте. Хоть треугольником…
– Боюсь, у меня нет способностей. – Я покачал головой. – Единственный имеющий отношение к музыке инструмент, который я освоил еще в школе, – это магнитофон.
– Значит, вы сумеете читать ноты? Вы бы нас просто спасли… Выбирайте любой инструмент. Я научу!
– Увы, у меня не хватит терпения, – улыбнулся я, покачав головой.
– Отказываетесь? Кстати, терпение – главная добродетель хорошего психотерапевта! В юности я никак не мог решить, кем стать: музыкантом, священником или врачом. Теперь я совмещаю все три профессии. – Профессор засмеялся.
– Похоже на то.
– Между прочим, когда вас принимали на работу, мой голос оказался решающим, – проговорил Диомидис, резко сменив тему. – Я очень активно высказался в вашу пользу.
Отрывок из пьесы «Невеста в трауре» У. Конгрива (1670–1729), английского драматурга эпохи классицизма.
