ебя. Увезет в волшебные дали, туда, где ты никогда не будешь знать боли, горя и зла. Никогда не испытаешь нужды и будешь тотально счастлива.
Сейчас, сидя в углу роскошного дома родовитой старушки и глядя на свои коленки, я все чаще вспоминала об этих напутствиях.
Держи спину ровно. Всегда следи за собой. Много не ешь. Мужчины любят стройных и красивых. Слишком короткая юбка – значит ты напрашиваешься, что бы тебя изнасиловали. Слишком длинная – ты что, «синий чулок»? Твои волосы такие длинные, зачем? О, слишком коротко, ты что – парень?
Сотни голосов в моей голове наперебой осуждают меня. И мне кажется, что это говорит о комплексах.
На мне серое платье до середины колена. Ни короткое, ни длинное. С белым воротничком. Силуэт немного бабушачий, и моя фигура в нем – совершенно лишена женственных изгибов. Светлые колготки, что подчеркивают бледность кожи на коленках. Волосы убраны в тугой жгут на затылке. Не то, что бы меня сильно волновала моя внешность, но хотелось иногда добавить красок.
Во всю мою жизнь.
Едва мне исполнилось четырнадцать, мама слегла. Инсульт. Отец, который не желал утруждать себя уходом, нанял специальную женщину, что жила у нас. Если учесть, что последняя сделка доблестного папеньки оказалась невероятно провальной, денег хватило ненадолго. Мы продали дом, машины, драгоценности и все те крохи своего самоуважения, что удалось сохранить до этого момента.
Мама все равно умерла. За ней следом и отец. Не вынес бедности и позора. Долги, кредиты. Его сестра, предлагала помощь. Та самая родовитая старушка, у которой я и живу в итоге. Но отец гордо отказался.
Правда, вышибая себе мозги из дореволюционного пистолета ручной работы, он оставил своей старшей сестре рекомендации взять меня к себе. Будто я чемодан без ручки. И вот уже без малого десять лет я служу помощницей, наперсницей, гувернанткой, нянькой и психологом старой несносной бабки, что не дает мне житья.
Все зовут ее «старушка Скво», но она любит, что ее называли герцогиня Мария Федоровна. Смешно даже. Ведь давно все эти титулы не имеют совершеннейшим образом никакого веса.
Впрочем, бесприданницей я себя ощущала и сейчас. В двадцать первом веке.
– О чем задумалась, Лизавета?
Поднимаю глаза, и встречаюсь с пытливым взором тетушки, что исследует меня, сканирует похлеще любого робота.
– Ни о чем, – вяло пожимаю плечами.
Мне двадцать пять лет, а я даже не могу получить образование. Как такое возможно?!
– Это хорошо, это ты молодец. Не зачем, молодой девушке, вроде тебя о чем-то думать. Вот замуж выйдешь, будешь думать о том, как мужу своему угодить.
Едва сдерживаю брезгливую гримасу, но тут же вспоминаю, что мы не одни.
Это был один из тех типичных званых вечеров, что любила устраивать Скво, дабы ощутить себя значимой в обществе, старой грымзой.
Огромное количество подхалимов и прилипал.
Все они, наши гости, знали о том, каким большими средствами владеет Мария Федоровна, и что прямых наследников у нее нет. Есть единственная родственница. Я.
И начинался ежевечерний парад женихов. Уж не знаю, кто ненавидел это все больше – я или тетушка Скво.
Старушка (ей было уже слегка за семьдесят), веселилась, отгоняя от меня потертых жизнью нотариусов и банкиров с дыркой в кармане, со смешливым взмахом пальцев, приговаривая: «Шух! Шух! Шух!». После чего говорила мне, что я глупая, раз мне нравится происходящее.
Мне не нравилось, но кто меня спрашивал?
– Бокал вина? – возле меня возникает мужчина, чуть за пятьдесят.
Ухоженный, аккуратный. Волосы совершенно белые от седины, зачесаны на бок. Лихие усы, в духе Чапаева, бородка.
– Спасибо, я не пью, – отвечаю с вежливой улыбкой.
Это был юрист, что сильно проигрался в казино. Настолько сильно, что пришлось продать свой кабинет в центре Москвы, и вести практику удаленно. Он все надеялся, что Мария Федоровна даст ему в аренду одно из своих помещений. И если удастся заручится моей симпатией, то вероятно и бесплатно. По-родственному.
– Может, тогда, сок?
Старушка Скво окидывает навязчивого ухажера неодобрительным взглядом и говорит хмуро:
– Оставь ее в покое, Филипп. Мне известна твоя репутация. Так что твое присутствие здесь – лишь дань вежливости.
Мария Федоровна могла быть суровой, и за словом в карман не лезла. Всякий раз, когда она общалась
