находится в стационаре, ему вообще, не до общения с социумом. Это два разных понятия ВИЧ и СПИД.
Если говорить об опасности, то ВИЧ-инфицированный имеет слабый иммунитет и куда больше остерегается людей больных респираторными заболеваниями.
До тех пор, пока мы живем в таком невежестве, не говорите о своем диагнозе никому, кроме хирургов. Вы имеете на это право.
1.11 Друзья и родственники. Открытие моего диагноза. Психологическая поддержка.
Люди не вникают и не хотят вникать в этот диагноз, когда я им раскрываюсь, они просто мне доверяют, потому что я образованный человек и им со мной легко. Я даже не припомню ситуацию, чтобы от меня знакомые отвернулись именно из-за ВИЧ. Единицы спрашивали, как я лечусь, и как передается вирус. В большинстве говорили «мне пофиг, это ведь не передается в быту, да? – ну ладно». Они доверяют мне, как человеку, но информация им не нужна. Пройдет время у Ваших родственников тоже будет стадия принятия диагноза и срок её будет у каждого свой. В этот момент Вам может показаться, что, возможно, Вас стали любить сильнее или это проявление жалости, но после принятия, всё станет, как и раньше. И если Ваши близкие за это время не читали и не изучали тему ВИЧ, то позже Вас не услышат, не будут вникать в серьезность проблем, когда они настанут. Будут разногласия и непонимания.
При проблемах со здоровьем, недомоганием, никто не понимает и не пытается войти в твоё положение, все занимаются своими делами. Понять человека можно только пройдя его путь.
О моём диагнозе узнала ещё сестра, отцу мы не сказали. Мама переживала, что я покончу с жизнью и приезжала навещать меня на работу. У меня был личный кабинет, поэтому мы могли закрыться и поболтать. Когда я много-много раз ей пообещала, что со мной всё будет хорошо, она успокоилась. Но если бы она не протянула руку помощи и не поддержала тогда, вполне вероятно, что меня бы не было. Наши отношения стали крепче, чем раньше. Мы стали подругами. Мне казалось, что я только с этого момента начала чувствовать её настоящую любовь.
Я продолжала работать в милиции, закрылась от всех и категорически никого не впускала в свой мир. Только Владимир Анатольевич расположил меня к себе, это начальник экспертно-криминалистического отделения. Он был ровесник моей мамы. С ним я могла говорить часами, он очень интересный человек, мы подружились. Я чувствовала себя в безопасности, защищенной, когда он был рядом. Мужчины-сотрудники в недоумении, почему я не обращаю на них внимание, а постоянно провожу время с таким взрослым человеком. Отвечаю: потому что его интеллект был выше вашего.
Владимир Анатольевич первый с кем я поделилась своим диагнозом. Он спокойно отреагировал, но понимал, что, если в отделе узнают, меня попросят уволиться.
Позже я помогла девочке, с которой вместе учились, устроиться к нам на работу. И тут она начала за мной везде ходить, куда я, туда она, меня это раздражало.
В один день я сказала: «отстань от меня, чего ты хочешь?»
«Хочу
