«своих колоний» была привита общественному мнению Италии в значительной мере социалистами: Лабриола высказывал ее еще в 1902 году, указывая на Триполи. Как во времена Risogrimento тесно переплетались мотивы национального и социального освобождения, так и теперь империалистическая тенденция окрашивалась в освободительный цвет. «Что социализм для пролетариата, то для итальянцев – национализм: орудие освобождения от нестерпимого гнета. Что пролетариату буржуазия, то для нас французы, немцы, англичане, американцы, будь то аргентинцы или янки: богачи – вот наши враги» (Коррадини). Итальянская эмиграция таскает каштаны для чужих богачей; – она должна работать на себя, на Италию!
Таков индивидуальный облик современного итальянского великодержавия. Как некогда крылатый Эрос греков был сыном Пороса и Пении, обилия и скудости, – так нынешний итальянский империализм, национальный эрос нового Рима, отображает собою одновременно и внешнюю бедность итальянского народа, и богатство таящихся в нем внутренних сил.
В 1908 г., в связи с австрийской аннексией Боснии и Герцеговины, итальянское общественное мнение пережило приступ националистического оживления. Вновь обострились вопросы ирредентизма, явственнее обнаружился Drang nach Nordosten. Но уже в следующем году «национализм» из острого становится как бы хроническим и наряду с целью возвращения в лоно родины оторванных от нее единоплеменников ставит перед собою ряд еще более широких государственных задач. Появляются новые националистические органы печати, развивается интенсивная пропаганда среди юношества. 3 декабря 1910 г. во Флоренции открывается первый конгресс националистов, дебатирующий большую политическую программу – от философско-исторических основ национализма до очередных практических мероприятий текущего дня. Конгресс подчеркивает, что узкую ненависть к Австрии пора сменить широким и положительным осознанием общей проблемы места Италии под солнцем. Конгресс проходил под знаком старого и славного лозунга «Italia fara da se». Националисты далеко не в восторге от мертворожденного тройственного союза, но одновременно не могут не проявлять опасливого отношения также к Англии и особенно Франции. Они рекомендуют правительству «сильную и смелую политику», или, как мы бы теперь сказали «политику здорового национального эгоизма». Они хотят превратить Италию из нации эмигрантов в нацию колонизаторов и щекочут свое воображение славой римской империи времен Октавия. В области внутренних дел национализм высказывается за умеренность и осуждает антисемитские и крайние клерикалистские настроения. Интересно, что в своих построениях он заимствует кое-что у… синдикализма, основательно, впрочем, процеженного, очищенного от революционного содержания. Особенно упорно настаивает он на преодолении остатков старого партикуляризма и на укреплении общеитальянского национального сознания. Ближайшая опора национализма – большие банки, высшие военные сферы, аристократические круги и находящиеся под их влиянием группы
