style="font-size:15px;"> Голова у него такая, как и не с его плечей голова: раза в два больше, чем полагалось бы: вот, честное слово, в два раза, если не больше, чем в два! И держится его огроменная голова на шее до того тонюсенькой, что никак нельзя представить, как такая шея умудряется выдерживать столько веса.
А на носу, а на самом кончике его тонюсенького носа – разве это муха сидит там? И почему она не улетает? И почему он ее не сгонит?
Лилипут шаркнул подошвой своего сапога и выделился из толпы. Стоит, закаменел, только глазами своими, колоколами бьет туда-сюда и не на меня, а все где-то все рядом со мной ими шарит. А муха черная у него на носу, на самом кончике, круги нарезает: и не улетит, и не успокоится.
Вдруг глаза его отзвонились, остановились и уперлись в меня.
– Значит уже при деле! – выпалил лилипутик хотя никаким делом, конечно, я не занимался.
– Молодец! – похвалил он меня.
Развернулся и уже к мальчикам:
– Видите? Брать пример!
Мальчики зароптали.
– Отставить смеяться!
Мальчики затихли.
– Труд вот что с обезьяной из человека сделал! – и лилипутик ткнул в меня пальцем.
Я себя в таком разврезе никогда еще не рассматривал, призадумался; и мальчики призадумались.
– Всем примкнуть! – приказал лилипутик. – Ввечеру состоится гимнопение!
Мальчики начали тухнуть, плечи у всех поползли вниз.
– Будем петь гимн номер два-шесть-четыре! Подготовиться: разработать челюсти, продуть легкие и прочитать гимн два-шесть-четыре три раза для памяти!
Мальчики от таких приказов совсем стухли, плечи ниже коленок.
– Выполнять! – рявкнул лилипутик, развернулся на каблуках своих сапог и ушагал куда-то, заложив за спину одну руку.
Мальчики сразу приободрились.
– Это капеллан, – представил мне только что ушедшего лилипутика маленький рыженький шкетёнок.
Он вышел из толпы, встал передо мной, протянул руку и уморно-серьезно сказал:
– Фенёк.
– Что? – не понял я.
– Фенек, – повторил мальчик. – Ну, потому что я рыжий. Видишь? – сказал он, ткнул пальчиком себе в кудри и снова протянул руку мне.
– Ага, – сказал я и пожал его крапчатую лапку.
Вторым ко мне подошел тот акселерат. Вот уж кто каши-то много кушал да еще, наверное, добавки просил.
– Женя, – сказал он и протянул мне руку.
Я испугался, думал, что он сейчас своей лапищей всю руку мне изломает, но он пожал ее удивительно мягко и очень даже дружелюбно.
После акселерата, мальчики потекли ко мне ручейком, один за другим, и я каждому пожимал руку, и каждому – очень приятно, и мне тоже. И вот, наконец, последний: в моей руке оказалась потненькая, пухленькая ладоша – и вы тоже знакомьтесь:
