– его взгляд остановился и остановился он опять на мне, остановился и засверлил, натурально как сверлом засверлил.
Капеллан ступил внутрь через порог, поставил аллюминевый тазик на косенькую табуреточку, подошел и встал ко мне вплотную, задрал одну только бровь да как тыкнет мне пальцем прямо под мое недопроглоченное яблоко, под шею, туда, где две косточки срастаются и получается ямочка:
– Где галстук? – спросил он, а бровью еще сильней.
– Какой галстук? – не понял я.
– Он еще не вступал, – услышал я спиной тоненький голос того рыженького шкетёнка, Фенька.
– Отставить не вступал! – рявкнул капеллан и на лицо мне посыпались его слюни.
Я подумал, что это, наверное, некультурно будет стереть рукавом его слюни прямо сейчас, прямо перед ним, поэтому и стою обплеванный, ничего не понимаю и на всякий случай молчу.
– Ну что, оглашенный? – поинтересовался капеллан. – Вступать будем?
Я ничего не понял, ни про оглашенного, ни про вступать.
– Какой? – спросил я. – Куда вступать?
Первый вопрос капеллан проигнорировал.
– В ряды! – снова рявкнул капеллан и снова целая россыпь его слюней мне на лицо.
– Можно, – согласился я просто для того, чтоб не уточнять насчет «рядов» и не получить новую порцию его слюней.
А капеллан на это мое «можно» как надует грудь, я подумал что он меня теперь уж точно всего обплюет, а он развернулся на каблуках и заорал на мальчиков:
– Строй-ся!
Мальчики тут же зашевелились, забегали. Кажется всё сумятица какая-то и куча-мала, но не прошло и минуты, а мальчики выстроились в ровный треугольник носом на капеллана – значит выучено это у них так: всего лишь пару раз кто-то налетел на кого-то и разок кто-то с кем-то звонко стукнулся лбами.
Капеллан сходил к табуреточке и вернулся с алюминиевым тазиком в руках. А там, а в тазике – картофельные клубни, целый тазик этих картофельных клубней, еще с паром, черные, обгорелые как из костра клубни – пахнут! Я подумал вдруг это мне, или всем нам, но это не мне и не всем нам. Капеллан отставил тазик на пол, стал между мной и мальчиками. Все сделалось вдруг каким-то торжественным, даже света будто стало меньше, будто кто керосиновые лампы прикрутил.
– Я торжественно клянусь! – выстрелил капеллан прямо мне в лицо и стоит, на меня уставился, бровь задирает.
Я ему в ответ тоже бровью телеграфирую – что тут скажешь?
– Я торжественно клянусь! – повторил капеллан чуть-чуть растягивая слова и тут я вдруг понял, что он хочет, чтоб я повторял за ним, но только я начал, как он перебил меня.
– Я… – начал я.
– Яторжественноклянусь! – перебил меня капеллан скороговоркой.
– …торжественно клянусь, – докончил я.
Капеллану такая заминка не понравилась, бровь его сдвинулась еще на этаж выше. Пришлось повторить. Медленно, будто он обращается к самому распоследнему
