он снова перебежал от дерева к дереву и застыл, смотря прямо на Петра. По телу пробежали мурашки: Петя знал, что люди часто видят здесь привидений, да и сам он не раз видел то, чего быть не должно. Только разве к такому можно привыкнуть?
Они стояли напротив и пристально смотрели друг на друга. Внезапно голос чужака заскрипел, словно давно не смазанные петли:
– Все равно ты станешь моим! Ты принадлежишь мне!
Незнакомец сорвался с места и умчался в чащу, оставляя растерянного Петра в одиночестве. Парень еще долго всматривался во тьму, где скрылся чужак, ожидая, что тот вновь появится, но тот не возвращался. Оставалось лишь гадать, что же это все-таки значило.
Чтобы как-то справиться с объяснимым испугом, Петр подкинул еще дров в огонь, но глаза все равно возвращались к темноте за кругом света. Теперь о сне не могло быть и речи. Он до самого рассвета просидел с открытыми глазами, считая, что сто́ит ему уснуть, как чужак подкрадется и попытается его убить. Хотя с чего он взял, что чужаку нужна его жизнь?! Впрочем, нашей фантазии свойственно дорисовывать то, что кажется наиболее вероятным и опасным, даже если это полностью противоречит здравому смыслу.
Вскоре усталость взяла свое, и он заснул сидя, не заметив, как к нему подкрадывается странный человек в грязных рваных одеждах и всматривается в его напряженное лицо, улыбаясь и шепча несуразные слова. Человек не стал дожидаться пробуждения парня и скрылся в лесу, зная, что они еще обязательно встретятся.
Глава четвертая
Полигон
– Ты так странно рыщешь глазами, будто пытаешься что-то найти, – забеспокоился машинист, пристально наблюдая за проводником.
– Не переживай, Василь Иваныч, это место мне знакомо, – поспешил успокоить его Волкогонов. – Просто если это действительно то место, о котором я думаю, то…
– Что значит это твое «то»? – Кострова совершенно не успокаивали подобные фразы проводника.
– Тут так просто не объяснишь.
– Ну, ты уж постарайся для старого друга.
Они довольно медленно шли рядом, но неожиданно проводник застыл на месте, а машинист непроизвольно сделал еще один шаг вперед – и тут ощутил, что все вокруг стало стремительно меняться. Деревья, трава под ногами, даже мрачные облака над лесом подернулись рябью и начали оползать, словно краски с холста, когда на них попадает кислота. Он не мог поверить своим глазам: листва стекала с крон ручьями, будто расплавленное олово, небо оплывало на деревья, и вся эта мешанина постепенно образовывала большую разноцветную лужу внизу. Костров обернулся к товарищу и вздрогнул: лицо проводника тоже стекало на его грудь, руки стали длинными, точно резиновые, и кончики пальцев коснулись земли. Все краски вокруг разжижались, размазывались, как под действием растворителя, и постепенно перед Костровым открывалась бесконечность без каких-либо признаков. От Волкогонова не осталось ничего, кроме грязно-серой лужи, которая быстро впиталась
