style="font-size:15px;"> Их с удивлением встретили Маша и шестилетний Вовка со следами зажившей золотухи на лбу. Елизар еще не вернулся с завода, а Вукол понес ему обед.
Встреча была радостная. Из врожденной крестьянской благовоспитанности Маша ничего не сказала о трудной работе Елизара на заводе, о непрочности его положения. Она искренно радовалась, узнав, что мать приехала на неделю говеть, сообщила ей, что и церковь есть близко, а именно – в полуподвальном этаже башни на базаре, рукой подать от дома Колчиной. Насчет же того, чтобы отдать в школу Лавра, сказала, что Елизар и сам ходил к учителю с просьбой принять сына. Учитель согласился, хоть и в половине зимы, посадить мальчика в особое такое отделение для самых младших. Вот и бабушка Анна пусть пойдет в школу к учителю и скажет, что пришла от Елизара с литейного завода насчет того, чтобы отдать обоих мальчишек в школу. Учитель Елизара знает и уважает за то, что хорошо и дешево работал на ремонте школы осенью.
Разговор происходил за маленьким медным старинной формы самоварчиком. Мать и дочь говорили не умолкая, зато остальные только слушали, улыбаясь и потея от горячего вкусного чая. Неречистый Яфим, не промолвив почти ни слова, кроме междометий с заиканием, опрокинул чашку вверх донышком, положил на него огрызок сахара и, встав из-за стола, неожиданно изрек очень похоже на деда Матвея: «Ехать пора!»
Проводив Яфима, бабушка, перед тем как идти к учителю, взяла Лавра за руку и пошла перед таким делом в башенную церковь.
Но едва они вышли из ворот дома Колчиной, как заинтересовались странным шествием: навстречу им из-под горы медленно везли на дровнях неподвижно лежавшего молодого человека с черной бородкой и длинными волосами. Большое сильное тело было прикрыто широкой одеждой.
За дровнями шла толпа народа, а мужик, правивший лошадью, шел рядом с дровнями, подергивая вожжами.
– Монах утопился! – говорили в толпе.
Встречная женщина, остановившись, заговорила с матерью Лавра:
– Слышь, пил он, запойный был, а молодой еще, здоровущий! Одежу его – подрясник и скуфью – на реке нашли, у самой проруби, а в кармане – записку, да как складно написана, ровно песня: «Не ищите, говорит, меня нигде! Тело мое в воде, одежа на краю, а душа в раю!»
Лавр степенно шел за матерью, державшей его за руку, и долго оглядывался назад, на дровни, где лежал мертвый человек с длинными, как у бабы, волосами, с небольшой темной бородкой.
– Что это? – спросил он. – Зачем это?
Но мать ответила только:
– Молчи!
Они подошли к башне. В нижнем этаже ее сквозь узкие длинные окна с цветными стеклами, забранными узорчатой железной решеткой, тускло светились горящие восковые свечи, а в низкие полукруглые двери входил и выходил простой народ, большею частью женщины.
Мать Лавруши, ведя его за руку, вошла в тесное полутемное помещение с низкими сводами и блестевшими
