были в крови, несколько капель и пятен крови застыли на лбу, лице, бороде и одежде человека.
Лавр исподлобья взглянул на безмолвную, окровавленную фигуру и, отшатнувшись, прижался лицом к полушубку матери, ища защиты от страшного видения.
– Что ты? что ты? – зашептала мать. – Это боженька!
– Нет! – твердо возразил Лавр, – это мертвый! – И опять уперся – с враждебным взглядом исподлобья.
Из полутьмы появились люди и между ними благообразный старик в длинном полукафтане.
– Не принуждайте! – тихо сказал он бабушке. – Эта статуя работы большого художника! Мал, не понимает!
– Глуп еще, – подтвердила она, – испужался…
Когда они вышли из башни, Лавр успокоился и больше не спрашивал про мертвого бога.
Большая мрачная комната школы была полна мальчишек разных возрастов – от маленьких до здоровых подростков. Лавра посадили с самыми маленькими. Учитель – с лицом в серебряной щетине, в темно-зеленом костюме невиданного покроя, с разрезом сзади, в высоких чулках и башмаках с пряжками – ходил перед учениками и поминутно бил их большой линейкой по головам. Лавру он дал гусиное перо, чернильницу и рваный листок, исписанный не понятными Лавру змеевидными линиями.
В школе стоял гвалт. Одни писали, другие громким хором кричали нараспев:
– Бра-вра! гра! дра!
Это было чтение по складам.
Старших учитель по одному вызывал к большой черной доске решать задачи. Выходили большие парни и, бойко стуча мелом по доске, покрывали ее уродливыми, небрежными знаками.
Через несколько минут учитель подошел к Лавру. Новый ученик неподвижно и печально сидел перед пустым листом.
– Ну, что же ты не пишешь? – И сам прочел вслух первую строчку: – «Однажды государь Петр Великий…»
Лавр ничего не ответил. Ведь он же не может прочесть ни одной буквы, а учитель об этом даже не знает!
За спиной учителя большие ученики строили гримасы, дергали друг друга за волосы. Прошел час. Лавр ничего не написал.
Настала перемена. Беготня, возня, драка, смех, крик и визг не умолкали. Пыль густым туманом висела в воздухе.
Два самых больших ученика, которых называли дежурными, отобрали несколько таких же больших учеников, не выучивших уроки, и, взяв по пучку розог, повели в коридор. Провинившихся по очереди клали на пол, они сами спускали суконные штаны, ложились, и товарищи секли их длинными прутьями.
Истязуемые кричали, но некоторые переносили боль молча.
Окружавшая секуцию толпа мальчишек смеялась над кричавшими и хвалила мужество тех, которые молчали под розгами. Их называли отпетыми.
«Отпетые», надевая штаны, похвалялись, что это пустяки, что они и не то еще могут вытерпеть.
Лавр был удивлен, но не испуган зрелищем казни: он озадаченно ждал, когда его будут сечь розгами, и твердо решил перенести
