продолжал:
– В острог сажать вас никого не будут! Вы все скажете, когда вас спросят: зажег я, один, без вас!..
Дядя дернул его за рукав, но Вукол тихонько отвел его руку.
– А как же ты… – взволнованно вырвалось у Лавра, но Вукол перебил:
– Я убегу домой!.. Ничего, шестнадцать-то верст отмахаю до вечера!.. Валите все на меня, а я уж далеко буду, пройдет время, все и забудется!.. Ну, прощайте! Пойду сейчас марами, а вы скажете, что, мол, по большой дороге пошел… живо стрекача по домам! До будущего лета!
Все выслушали эту речь молча. Потом понемногу стали пятиться в разные стороны, не глядя на него. Первым стреканул Харя.
Стог превратился в исполинский жаркий костер, пламя вздымалось к небу, красным светом освещало темнеющий лес и поляну, на которой лежали длинные тени.
Ребята разбежались. Перед пылающим стогом остались только двое: дядя и племянник.
В глазах Лавра стояли слезы.
– Ты что? – сурово спросил Вукол, а у самого заныло в груди.
– Вукол! – Лавр поперхнулся, губы его задрожали, голос осекся, – куда ты теперь пойдешь за шестнадцать верст? ведь скоро ночь будет!
Племянник сделал нетерпеливое движение.
– Некогда рассуждать! Сейчас Абрам взбулгачит народ! Если я останусь – не на кого будет сказать… все перепутаемся!
Он шагнул вперед.
– Вукол! – повторил Лавр.
У Вукола защемило сердце: острая жалость и любовь к другу смешались с сознанием происшедшей беды. Он не ответил и зашагал по дороге. Дядя бежал за ним сзади.
Они пошли не через мостик, где произошла когда-то сцена дедушки с Чалкой, а прямиком; чтобы с кем-нибудь не встретиться, переправились через ручей по срубленному дереву.
Шли молча. Впереди шагал Вукол, опираясь на длинную палку и позабыв сбросить дубовый венок. Лавр с мрачным лицом семенил за ним и тяжело вздыхал.
Он надеялся, что племянник раздумает, что он, Лавр, упросит его, и потому не отставал.
Когда они взобрались на косогор и, минуя деревню, пошли гумнами в поле, черный дым пожара расстилался над лесом и медленно полз к деревне.
Солнце опускалось к лесу, за большую синюю тучу, потянуло сырым ветерком: пахло дождем!
За околицей Вукол свернул с большого тракта по мягкой пыльной дороге позади гумен «Детской барщины», мимо плетней и огородов.
Тут они остановились.
– Ну, прощай! – сказал Вукол, избегая смотреть в глаза дяди. – Больше не иди, тут ближе мне…
– Вукол! – взмолился опять Лавр, – не ходи, воротись, жалко мне тебя до смерти, так вот мне сердце ровно кто обливает чем! Воротись!
У Вукола сердце тоже обдало чем-то горячим и жгучим от этих слов. Он любил Лавра, но не мог изменить своего решения. В глубине души шевельнулось было колебание, но тотчас же он подавил минутную слабость и решительно зашагал по дороге.
А Лавр все бежал за ним, жалобно повторяя:
– Вукол,
