по этому проспекту проходила линия фронта, потому что часть Донецка была взята с Макеевкой. Оставшаяся часть еще была под фашистами. И здесь проходили самые жестокие бои. Потому что, когда здесь прокладывали дороги, проводили коммуникации, рабочие ремонтных бригад находили кости, оружие, каски, патроны. Здесь каждая пядь земли…
Сталино. 1943 год
Захарченко на секунду-другую замолкал, потом продолжал:
– Чем уникально это место? Это единственный город в Советском Союзе, в котором на улице происходило восемьдесят четыре рукопашных схватки. Здесь было. То есть они сходились-расходились восемьдесят четыре раза. Наши ряды здесь были. Это зафиксировано. И есть воспоминания бойцов, командиров, которые здесь сражались. Трупы лежали до полутора метров в глубину. Все было устелено. И еще присутствовал германский дух. А подразделения, которые здесь сражались, были элитой вермахта Гитлера. С нашивками, которые их отличали…
Захарченко останавливал машину на светофорах.
Дорогу переходили дончане.
Аркадий Минаков:
– Донецк умеет перемалывать врагов.
Многоэтажные дома по бокам сменили одноэтажные.
Захарченко на ходу кому-то, приветствуя, сигналил, кому-то махал рукой.
И:
– Есть в пороховницах порох…
– Насколько русский город, – Аркадий приглядывался: – Я сравниваю Воронеж, Липецк, Белгород. Мы все одинаковые по архитектуре, по окраске, потрясающе. Украина здесь никак не сказывается. Я не вижу ничего украинского, кроме некоторых надписей.
– Они сделали большую ошибку. Мы не запрещаем украинский язык. Хотя я наполовину украинец. У меня уникальная вещь: отец – украинец, а мать – русская. Хотя отец жил в Московской области: вся семья. А мать русская, она из Воронежа, кстати, она жила здесь. Понимаете, был Советский Союз. И ситуация такая, что общаешься дома и на украинском языке. Какой смысл его вообще запрещать. Язык красивый, певучий, мелодичный язык. Я даже больше скажу, знание языка противника вселяет силу. А они ж, хоть и понимают русский язык, они же его не знают. Понимать и знать – это две разные вещи.
Объехали перегораживавшие дорогу бетонные плиты. Они напоминали то время, когда город готовили к обороне от нацистов.
– А все-таки, условно говоря, украинизация происходила. Я понимаю, что была политика. Министерство приносило, школа, создавались учебники и так далее. Вот сейчас в той ситуации свободы, которую вы описывали, насколько сократилось количество этих школ?
Захарченко:
– Вы знаете, это же дело сугубо добровольное.
– Не сократилось?
– Нет. Сколько было, столько и осталось. Есть люди, которые физически запрещают. Такие же есть и украинцы, и русские. А планомерного закрытия, то есть уничтожения и изъятия школ, не было.
Вот слева проехали указатель на треноге:
«Донецьк»
Выехали
