считал себя неплохим пловцом, а потому нет особой странности в том, что он оказался в числе спасенных.
В большое, распахнутое настежь окно пробивался мягкий вечерний свет. Иванцов физически ощутил вдруг соленое дыхание огромной водной стихии и почувствовал новый прилив удовольствия. На душе стало весело и легко.
Эйфория закончилась, когда дверь маленькой светлой палаты, в которой он себя обнаружил, открылась, впуская двух дюжих, крепко сбитых санитаров, щуплого, очкастого типа в белоснежном халате и одного высокого, худого военного, мундир которого сразу развеял сомнения Иванцова, касательно его нового положения.
– Он способен давать показания? – по-немецки спросил военный у очкастого доктора.
– Его состояние, вполне удовлетворительное, – кивнул военному врач.
– В таком случае, его нужно одеть… Полковник приказал мне доставить его в цитадель, как можно быстрее. Он англичанин?
– Русский…
– Черт, у нас кто-нибудь говорит по-русски?
– Кажется, нет, господин майор.
Иванцов отвернулся от говорящих. Все-таки плен… Но куда могли привезти его гансы? Неужели, на Эйсберг?
– Вставайте и одевайтесь! – резко сказал по-немецки один из санитаров. Затем, подумал и повторил то же самое на ужасном английском.
– I just need to take a shower and get dressed3, – ответил ему старлей.
“Верно, английский язык он учил у какого-нибудь ирландца…”, – про себя усмехнулся Иванцов, у которого некогда, “в прошлой”, заграничной жизни было немало друзей ирландцев. Ирландский акцент, всегда нравившийся Сергею, теперь прозвучал с карикатурной резкостью.
– Вы можете говорить на родном языке, – по-немецки добавил пленник, опуская на пол ноги, и поднимаясь с больничной койки. – Я учился в Лейпциге… Так что, не утруждайте себя…
Самочувствие русского было и в самом деле достаточно сносным. Если не считать небольшого головокружения и боли в ушибленном правом плече, Иванцов, на счастье, не обнаружил в своем состоянии ничего, вызывающего тревогу.
Стоял чудесный летний вечер. Даже зловещий вид секретной нацистской базы, в самом сердце которой столь неожиданно оказался Иванцов, не мог повлиять на приятный просоленный воздух, чудесный горный пейзаж, открывавшийся в прозрачной дали, и лазурное небо, на котором не наблюдалось ни единого облачка. Сергея вывели на открытую круглую площадь, окруженную серыми приземистыми строениями. Неподалеку, в защищенной от моря гавани, мерно покачивался на волнах небольшой сторожевой корабль, с вяло шевелившимся на мачте флагом. Слева от корабля, среди мшистых, изрезанных скал, вздымалась громада старинного форта, помнившего еще, наверное, времена крестовых походов. Теперь это средневековое сооружение ощетинилось пушками и пулеметами, а над круглой сторожевой башней, властвующей над старыми крепостными стенами, развевалось
