Ты вот как думаешь, сам-то ты кто? – махнул рукой пастух и взволновано облизал губы. – Ты-то откуда знаешь? Может все это, – тряся кистью с согнутыми пальцами перед собственной грудью, – везде было, есть и будет: и там, и тут. И в тебе, и во мне, и в небе, и в земле, и в отце Илларионе. Везде – как воздух. Или как эти… как их… молекулы.
– Кто я?! Я, Коля… – Василий хищно прищурил глаза как перед дракой, и опустил подбородок к груди, еще не зная, как ответить на прямой как удар рапиры вопрос, и неожиданно для себя четко и ритмично продекламировал слова, что пел под гитару Левочкин: «Я был батальонный разведчик, а он – писаришка штабной. Я был за Россию ответчик…» – но дальше не продолжил. Не потому что забыл слова, – они возникли в нем, столько лет спустя так ясно и неожиданно, как этот самый, только что упомянутый им чёрт, а лишь потому что в песне звучало не совсем хорошее продолжение про жену.
Зашуршала сухая трава, и в ухо Василия ткнулся прохладный собачий нос.
– Фу! Бача! – прикрикнул больше по привычке, и пес, повертевшись, улегся возле ног хозяина, дрожа слюнявым языком.
– Ладно, ладно… Набегался…– гладил его Василий, проводя ладонью от зажмуренных глаз до кончиков прижатых ушей. – Молодец, молодец… – трепал по холке.
– Так это… Слышишь, Василий? Чего кобеля так назвал? – сменил тему пастух, с опаской косясь на собачьи клыки.
Василий глубоко затянулся, одновременно раздумывая – говорить или нет? Но чувствуя необходимость и странное отсутствие возможности промолчать, выпуская струйку дыма ответил:
– По-афгански это. Парень, или друг. Забыл я уже, Коля… – махнул он рукой, словно отгоняя что-то.
– Ух ты! А я все думаю-думаю… Бахча… не бахча. Так ты что? По- афгански там насобачился?
– Да ну! По-афгански – это я так сказал. Там, языков этих…На севере вообще таджики, как у нас живут. Жили, вернее, у нас…Там ещё узбеки, пуштуны, – и хрен их короче разберет. Пару слов запомнил. – протянул Василий и понял, что сказал правду – многое выветрилось из памяти. И на месте ныне забытого, вне сомнения важного когда-то, осталась тянущая пустота, как в лунке вырванного с корнем зуба.
– А как там было-то? А?
– Как было? Да просто все было. Был к примеру водитель, Коля звали. Как тебя. А фамилия… Харитонов, кажется. Вместе ехали. Он баранку вертит, а я с автоматом. В охранении, вроде как. Обстреляли нас. Стекло с моей стороны, боковое – тиу! Пуля, получается, вот так прошла… – быстро взмахнул он возле носа. – И, все! Хорошо с обрыва не улетели. Завернул Коля к горе. Успел. Ткнулся. А я из машины выпрыгнул.
Пастух настороженно притих, приоткрыв и вытянув губы.
–Это… А я вот не понял? С шофером-то чего?
Василий прищурил глаза и коротко резанул:
– С шофером – все! Я ж тебе сказал. – он, поражаясь недогадливости, раздраженно вдавил истлевшую сигарету в каблук, и расстегнув клапан, засовывая окурок в наружный карман рюкзака, все-же уточнено добавил, – Убили водилу.
– Ух! – только
