вспомнил Туллию, такую же непосредственную и воздушную, как и эта юная гречанка; похоже, они даже были ровесницами. На девочке был легкий белоснежный хитон, подчеркивавший золотистый цвет ее кожи и не скрывавший стройных ножек, которые, казалось, совершенно не касались земли.
Подле увитой диким виноградом террасы она остановилась и, коротко бросив им «ждите», исчезла внутри дома. Пес остался сторожить. Разлегся у ступеней, возложив лобастую голову на вытянутые лапы, и продолжил наблюдать за ними своими умными глазами. И Лукан, и Кезон старались не смотреть в его сторону.
Вскоре вернулась девочка и кивком головы пригласила следовать за собой. Пересекая террасу, они прошли мимо небольшого бассейна, в прозрачной воде которого плавала стайка поблескивавших красной чешуей рыб. Каменная кувшинка по его центру была выполнена настолько искусно, что казалась настоящей, живой. У занавешенного полупрозрачной тканью входа их провожатая остановилась.
– Госпожа ждет вас.
Она отошла в сторонку, пропуская их внутрь. При этом ее большие зеленые глаза задержались на Лукане, и от этого взгляда, любопытного, интригующего, он ощутил некоторую неловкость, но неловкость приятную, мягко щекотнувшую его где-то глубоко внутри.
Комната, в которую они вошли, была довольно просторной, хотя все ее убранство состояло из низкого столика с серебряным блюдом, наполненным фруктами, двух скамей по обе стороны стен и статуи Афины, занимавшей дальний, но хорошо освещенный угол. Более чем просто для персоны такого высокого положения, как Гипепирия. Впрочем, боспорская царица могла и не питать слабости к роскоши либо, и что более вероятно, предпочитала жить, как и подобает добровольной изгнаннице – скромно.
У противоположной стены находилось элегантное деревянное кресло, на котором и восседала сама хозяйка. Рядом с ней, облаченная в длинный голубой хитон, стояла высокая красивая девушка, немногим старше той, что их встречала, и Лукану сразу бросилось в глаза их внешнее сходство. За креслом, у стены, скрестив на широкой груди могучие руки, замер, точно статуя бога войны, черноволосый мужчина, вооруженный коротким мечом.
«Телохранитель», – догадался Лукан и перевел взгляд на царицу.
Гипепирия выглядела уставшей. На строгих тонких чертах ее лица лежала печать задумчивости, а покоившиеся на коленях холеные руки были напряжены.
Лукан и Кезон почтительно склонили головы.
– Что привело вас ко мне? – спросила она низким, но приятным бархатным голосом. – Насколько я поняла, вы оба из Рима.
Лукан выступил вперед, достал из дорожной сумки футляр с письмом и протянул Гипепирии.
– Послание от императора Клавдия, он также шлет тебе, госпожа, пожелание доброго здоровья, – доложил он и встретился с глазами царицы, темными, пронзительными, с какой-то особой заинтересованностью изучавшими его.
Футляр взяла девушка. Вернулась к своей госпоже и, вынув содержимое, передала ей. Гипепирия неторопливо, подчеркивая свой царственный сан, распечатала
