держателе. На дощечке лежали помятые листы, исписанные кривым почерком. Джагинс от большинства крестьян отличался манерой говорить. Тараторил без умолку, словно боялся что-то забыть. Иногда Лендлорду приходилось его прерывать. Делал он это лениво и без особой охоты, приподнимая указательный палец, за которым Джагинс внимательно следил.
– Новость вчерашнего дня. У фермы Годвина видели гримлака! – прочитал следующее донесение мажордом и комично выпучил глаза, изобразив испуг плотвы перед карпом. – А Саргон с Октаном снова жалуются на засилье ополченцев.
– Что там с гримлаком? – переспросил Орвальд, прикидывая, сколько дровосеков погибнет, прежде чем какой-нибудь охотник пристрелит эту тварь.
– Да так… гулял на опушке. Наверное, любовался местными красотами.
– Какой же ты болван, Джагинс.
Мажордом отчаянно закивал. Из всех людей в долине только он был способен на подобные глупости. Мог бы за двадцать пять лет уже понять, что красота окружающего мира и жившие в нем люди интересовали его не больше, чем навозного жука происхождение дымящейся кучи.
– Пусть себе гуляет. В моих лесах какой только мерзости нет. Один склеп на фамильном кладбище чего стоит.
– Скелеты гоблинов там по ночам шастают, – согласился Джагинс, почесав бороду наконечником пера. – Ловкие бестии. Я как-то раз пошел за грибами. Встретил такого. Так он за мной потом добрый час по лесу носился.
– Жаль, не поймал.
– Да, жаль… То есть… Хм… – Мажордом ненадолго умолк, не сразу уловив суть ответа. – Сами знаете эту нечисть. Если кадавр прилипнет, просто так не отстанет. Нехорошо все это. Скоро настоящие покойники будут вылезать.
– Давно уже вылезают. Слышал, крестьяне поговаривают о каком-то рыцаре. Жуткий воин в доспехах по ночам из склепа выходит. Этого еще не хватало. Мои предки, вроде, латы не носили?
– Говорят, почтенный Болдер каждый правник изволил облачаться в боевой доспех. Не зря же его прозвали «Завоевателем».
– Чушь говорят. Мой дед сам никогда не воевал.
– А ну как после смерти захотел? С тех пор как вы продали склеп тому чужестранцу, там много недобрых дел творится. Кто знает, кем он был.
– Болваном! Таким же, как и ты.
Орвальд саданул кулаком по столу. Он хорошо помнил жутковатого старика с бледной кожей, пришедшего к нему пятнадцать лет назад с неким «особым предложением». Это был первый и последний раз, когда его – богатейшего ленника короля, простолюдин заставил сделать что-то против воли.
– А что мне оставалось? – пробормотал Орвальд, с удивлением обнаружив, что оправдывается перед слугой. – За кучу камней с костями он предложил золотые горы, а у отца сундуки стояли пустые.
– Но почему на исходе ночи нам пришлось тащить туда связки с оружием? Тайком, ваша милость! Для чего мертвецам дюжины добрых мечей?
Орвальд почернел
