оскорбляли, дрались… А то, во что превратилась жизнь Икке за столь короткий промежуток времени, уже невозможно назвать ни жизнью, ни проживанием, ни существованием – огромная пустота поселилась в ее душе.
– Забери малышей. Не оставляй их.
Икке кивала в ответ на каждую его просьбу. Он несколько обмяк, стал тяжелее, и держать его становилось трудно – но она надеялась, что он продержится еще немного.
– Знаешь?.. Что? Лучшей невестки… чем ты… я бы не пожелал для себя.
Икке улыбнулась сквозь слезы, не в силах разжать объятия. Но вот он перестал дышать, и ей пришлось его отпустить: она аккуратно положила его боком на землю, чтобы проклятая ветка не мешала, закрыла ему глаза и сидела, смотря куда-то вдаль и не видя ничего.
…Из оцепенения ее вывел Сперсен, стоявший рядом с Лундом. Они возвышались над ней, словно высокие деревья, отстраненные, равнодушные к ее несчастью, беспокоившиеся только о себе.
– Икке, отпусти его.
Она не сразу поняла, что и вправду до сих пор сжимала его руки – и делала это бессознательно; последний раз взглянув на него и мысленно простившись с ним, Икке поднялась, озлобленная и остервенелая, медленно отошла назад, развернулась и побежала в лес.
