не по-людски в этой Африке…
Днём стоит жарища, а ночью – зуб на зуб не попадает. То и другое – плохо. Весь день по жаре мы копаем, а ночью – спим в холоде. Ещё и комары. Такое впечатление, что они только больше становятся.
Воскресенье – выходной. Тут – новая напасть. В церковь надо идти.
Шесть километров – туда, столько же – обратно.
Во главе нашей колонны вышагивает сержант-майор. Такое у него интересное звание.
Благо бы, церковь православная была, так нет…
– Зачем нас только сюда водят? Мы в своего-то Бога после фронта не все верим, а не то, что в чужого… – ворчали солдаты. – На кой чёрт он нам нужен…
Сержант-майор отмалчивался – русского языка он не понимал совершенно.
Нас размещали в задней части церкви, впереди же рассаживались французские колонисты.
Кюре страшно гнусавил, меня от его голоса даже временами передергивало. Органист мастерством не отличался и его музыкальный инструмент издавал что-то душераздирающее. Лучше бы уж совсем не играл – таково было моё мнение.
Французский священнослужитель через слово почтительно поминал Бога. Сидящие на задних скамейках тоже, только руганью. Такие словечки порой проскакивали, что я только головой качал. Во, как война людей меняет…
Через пару недель всем нам такие воскресные походы надоели хуже горькой редьки. Солдаты начали придумывать, как от этой самой церкви избавиться.
Начали с малого. Когда в очередной раз французские колонисты встали со скамей и с опущенными головами зашептали молитвы, задние ряды остались сидеть.
После окончания службы кюре подозвал к себе сержант-майора. О чем-то с ним пошептался. Тот только энергично тряс головой.
– Кюре вами недоволен, – передал мне сказанное ему служителем церкви сержант-майор. – Делает вам замечание.
Я у этого француза теперь выступал в роли переводчика. Не зная русского языка, он с солдатами, если надо было, через меня общался.
Замечания нам было мало. Мы хотели совсем отбояриться от посещения служб.
Сержант-майор был очень удивлен, что замечание кюре нас не расстроило. Чуть глаз у него даже начал подергиваться от наших весёлых лиц.
– Что-то ещё надо придумать, – переговаривались между собой не желающие ходить в церковь. – Одного сидения мало…
Придумали.
В следующее воскресенье, рассевшись на скамьях в церкви, русские солдаты дружно закурили. Кто и совсем не имел этой вредной привычки, тоже стали табачный дым под своды храма пускать.
Ранимая душа кюре такого святотатства не смогла вынести. Я даже подумал, что его удар хватит.
Французские колонисты заохали-заахали, насмерть перепуганный органист перестал свой инструмент мучить, глаза на русских хулиганов выпучил.
Нас тут же выгнали из церкви и наложили строгий вечный запрет на её посещение. Сержант-майор чуть со стыда не сгорел за наше поведение.
Так
