Саввихе, что ли? – удивился Тоха.
– Нет, конечно. С чего ты взял? Разве я у Саввихи что-то просить буду? Поговаривают, что из-за неё сын самоубился, а я за вареньем к ней? К Татьяне Ивановне зайду.
– Самоубился? Как это? – удивился Тоха.
– А то ты не знаешь, что это значит. Да я не в курсе подробностей, – отмахнулась мать. – Что про них говорить! Ладно, пока, лечись давай! – Мать потрепала Тоху по голове.
Её взгляд вдруг остановился на подоконнике.
– Это что? Йод? – Она подошла, взяла палочку, рассмотрела. – Свежая. Ты чего это йодом делал? – спросила она.
– Ранку мазал, – неуверенно ответил Тоха.
– А ну, покажи!
Тоха растерялся. Показывать ему было нечего.
– Сними-ка футболку! – приказала мать.
Тоха угрюмо повиновался. Снимая, встал боком, чтобы мать подмышку не увидела. Но она резко повернула его к себе и увидела большое красновато-коричневое пятно от йода.
– Всё понятно! – констатировала мать и дёрнула его руку вниз. – Разжалобить меня решил? Лодырь! И врун! Вот что самое страшное! Перед людьми стыдно за такого сына!
Она кинула ему рубашку, которая висела рядом на стуле.
– Быстро собирайся! – металлическим голосом сказала она. – Я и так из-за тебя уже опаздываю. Пойдёшь под конвоем.
Она вошла в избу, чтобы переодеться в рабочее платье и взять сумку с тетрадями.
Тохе пришлось подчиниться. Он зло посмотрел на пузырёк с йодом: «Из-за тебя такой день сорвался!»
Через пять минут Тоха был готов. Мать зашла на веранду проверить, сказала сухо:
– Умойся! Причешись, чучело.
Она засунула руку под Тохину подушку, достала оттуда телефон и с победным видом опустила его в свою сумку, пояснив:
– Лишаешься на неопределённый срок.
Они вышли. Мать шагала размашисто, быстро, даже шаги её были сердитыми.
– Как ты поняла про йод? – всё-таки спросил Тоха, когда они подходили к школе.
Мать посмотрела на него с усмешкой:
– Ты что, думаешь, мне всегда было сорок пять?
В этот раз Тоха с Федей сидели вместе на всех уроках. Яна заболела, и на какое-то время они снова стали как раньше, лучшими друзьями, а не соперниками. Однако половина уроков пролетела мимо них – друзья включались в работу, лишь когда были письменные задания. Но как только учитель «включал говорилку», как выражался Тоха, мальчишки начинали тихонько разговаривать.
– У меня дома всё хуже и хуже становится, – пожаловался Тоха.
– Что хуже-то? – прошептал Федя.
– Да с матерью. Каждый день уже стали ругаться, вообще каждый. Вернее, я-то не ругаюсь, это всё она… кричит.
– За дело или так? – поинтересовался Федя.
– И за дело, и так, – признался Тоха. – Ко всему цепляется. Когда она вся в книжках и тетрадках, то меня не замечает. Это ладно, я уже привык. А как на меня посмотрит – так что-нибудь
