воротником и небрежно закатанными рукавами, жилет, отутюженные брюки. Петька бы оценил. И Гошка тоже.
Разговоры при моем появлении резко стихли. Я дождался, пока все взгляды стали направлены на меня, и склонил голову в приветствии.
– Аркадий, – проговорил папенька раздраженно. – Ты опоздал.
– Прошу прощения, отец, дела, не требующие отлагательств.
Один из дядьев насмешливо фыркнул, но тетушка бросила на него рассерженный взгляд, и мужчина, разменявший уже шестой десяток, пристыженно затих.
– Мальчик мой! Я так рада тебя видеть! – воскликнула Светлана и поднялась.
Мужчины немедленно поднялись следом. Я быстрым шагом преодолел разделяющее нас расстояние и мягко коснулся губами ее щеки. В ответ она сжала мою ладонь в своей.
– Спасибо, что пришли, – прошептал я.
– Я не могла оставить тебя с Иваном один на один. Аркаша, он в ярости.
– Я знаю, тетя.
– Неужели уже ничего нельзя сделать?
– Вы отлично знаете, что ничего, Светлана Аркадьевна, – устало проговорил отец. – И не нужно разыгрывать наивную дурочку. Вам все равно никто не поверит.
Тетушка охнула и распахнула веер. С трудом сдерживая улыбку, я произнес:
– Не переживайте так, тетя. Я уже большой мальчик.
– Даже и не думала, Аркадий, – сказала она просто. – Жалость – это унизительно.
Жалость – это унизительно…
Я старался не думать об этом, когда на следующий день на рассвете входил в тренировочный зал загородного дома Баженовых в Стрельне. Сегодня здесь собрались все мужчины нашего рода и даже немного больше. Отец не гнушался брать в заложники отпрысков других семей (именно так в нашем доме появился Питер Бергер). Три пацаненка лет десяти и один юноша постарше застыли у стены напротив и с нескрываемым ужасом наблюдали за главой рода Баженовых.
Папенька уже успел размяться. Сейчас он стоял на ринге в одних только видавших виды потертых джинсах, низко сидящих на мускулистых бедрах. Коренастый и поджарый, он неторопливо бинтовал покрытые татуировками руки. На его крепкой прокаченной спине сиял контур огромного, похожего на бушующее море, мечехвостого дракона, готового в любой момент расправить крылья.
Отец вполне мог просто отдать приказ и даже не приезжать. Но Иван Баженов все держал под контролем. Да и оставить единственного сына на растерзание младшим ветвям рода он не мог. А потому я приготовился к худшему. Папенька умел быть беспощадным.
И справедливым тоже. Где-то в глубине души эта трусливая мысль не давала покоя. Отец знал, что меня подставили. И верил мне.
Кажется, верил.
Накануне разговаривать со мной он отказался. Еще по дороге домой в машине я кратко пересказал ему свою версию произошедшего. В ответ отец сдержанно кивнул и со скучающим
