—
Терпеть…
Терпеть…
Терпеть.
Исконно русская? Ну да!
И вдруг взорваться!
Зализывая раны,
Не скулить, а сметь
За дело непосильное
спокойно браться,
На шкуре на своей вновь испытать,
Что значит одному остаться,
И вечно всепрощением
мир удивлять,
И легкомысленно с врагом брататься,
И в трудный и опасный миг
Всегда быть впереди других,
Спасая,
защищая,
помогая
И молча оставляя на потом своих.
А всем ведь хочется земного рая.
23 января 2003 г.
(Из сборника «Штрихи к портрету»)
Незримо недовольство бродит
Не день, не два, уже года.
И в праздник майский не выводит
Пастух послушные стада.
Прозрели? Иль устали блеять?
Попали в смерч, водоворот?
Почти никто не хочет сеять,
Раз судьбоносный поворот.
Пастух узрел, что пастбищ много,
Что есть ещё леса, луга,
И о шакалах – очень строго:
Чтоб в них не чуяли врага.
Да эти овцы иль бараны,
Покорно морды опустив,
Уже забыли про тараны —
Стоят от голода без сил.
12 декабря 2002 г.
(Из сборника «Штрихи к портрету»)
Ушедшим в бессмертие
Мои мужчины! Видит Бог, как я любвеобильна.
Мечусь давным-давно между столетий и трёх стран.
А обаянье, чудо личностей настолько сильно,
Что сердце полно радости, а не сердечных ран.
Теперь уж не рыдаю я над каждою судьбою —
Отплакала, отмучилась с собой наедине.
Я знаю: на земле любой идёт своей тропою,
Вы ж оказались в центре жизни, а не в стороне.
Предтеча
Я вас увидела, Сократ, впервые в Эрмитаже
Сто лет тому назад, а может раньше, но чуть-чуть.
Как лик ваш обаятелен и добродушен даже,
И нос, хитринка лёгкая не портят вас ничуть.
Тогда мы встретились и тут же разминулись с вами:
Была я нераскрывшимся зелёненьким ростком.
И лишь теперь, конечно, кое в чём прозрев с годами,
Иду к вам, но опять, увы, обычным простаком!
Лишь шепчут твердо и уверенно мои уста:
«Предтеча вы и многого, и многих, и Христа».
Глоток свободы
Всё помню, как слепой учитель[1] на уроке
Меня однажды вашим светом ослепил,
Загадку словно задал – что лежит в истоке
Высоких
Фёдор Сидорович Стрельцов, участник и инвалид ВОВ.
