style="font-size:15px;"> Но невозможно Вас вернуть!!!
И хлынув, слёзы очищенья,
И состраданья, и любви
Тут принесли мне облегченье
От одиночества любви.
Потом – аллея великанов,
И парк, и Сороть, барский дом.
А от ухоженности – странно!
Ну Гейченко, ну управдом!
Да, правда, что поэт воскликнул
Здесь громко: «Ай да сукин сын!»
В глуши, от скуки он, не сникнув,
Работой победил свой сплин.
И здесь он, испытав мгновенье
Той несказанной чистоты,
По-царски передал волненье
Своей душевной доброты.
Отстав от всех, я вспоминала
Ваш путь, немыслимость конца
И почему-то ощущала,
Что наши встретились сердца.
11–13 сентября 2002 г.
Амур и Психея
Ах, чародей Державин!
Как точно удалось вам воплотить
Мой случай – да в своём стихотворенье,
Лукаво улыбаясь, оживить
Сияющее чистотой творенье!
Два-три с любовью сделанных штриха пера —
И они живы, вот уж два столетья,
И словно всё происходило лишь вчера,
А не в далекие тысячелетья.
Сквозь слёзы радости читаю наш портрет,
Тобой в открытую любуюсь снова.
Как нас по-доброму нарисовал поэт!
Как искренностью подкупает слово!
И пусть «два узника как вкопаны стоят»,
Робея и смущаясь друг пред другом,
Но души так красноречиво говорят,
Что головы от счастья идут кругом.
Сквозь слёзы радости читаю наш портрет,
Тобой в открытую любуюсь снова.
Как нас по-доброму нарисовал поэт!
Как искренностью покоряет слово!
8 сентября 2002 г.
Примчалась осень, хитрая плутовка,
Так скоро после изнуряющей жары.
В растерянности август: «Вот сноровка!
Опять летит до времени и до поры».
А та хохочет весело и звонко,
Легко срывая высохший кленовый лист.
И вторит ей в поддержку ветер громко,
Что к лету бабьему путь должен быть тернист.
23 августа 2002 г.
И снова этот долгий взгляд в упор,
Как будто ждущий от меня ответа.
Кружится голова, и нет опор,
И почему-то снова много света.
И эта бледность твоего лица,
Внезапная, что вмиг его покрыла.
Так вот она, награда из наград,
Которая бег времени затмила.
9 августа 2002 г.
Что бурь свирепость,
Что
