тоска по единственному самому нужному человеку. Тогда эти мысли еще не казались тяжелыми, это была легкая печаль расстояний. Да и расстояние-то было минимальным: вдоль по улице, подсвеченной новыми фонарными столбами, стилизованными под старину. Правда, теперь эта улица стала самой важной, самой прекрасной улицей на свете.
В тот самый день Павел начал курить постоянно. Он и сам не понимал, зачем ему это. Иногда отшучивался, будто ему было настолько хорошо, что хотелось что-нибудь испортить. Но после каждой такой шутки он отворачивался на несколько секунд, чтобы никто не видел перемен в его лице, грустного блеска в глазах, следов молчаливой тоски по тем дням. Сигареты стали своеобразным «якорем», возвращающим Павла в ночной тишине в самые счастливые для него моменты, которыми (по его мнению) хоть и была скудна, но временами баловала его жизнь.
Воспоминания – забавная штука. Разворошишь былое, усмехнешься про себя, а осадок выпадет печальный. И камень на душу, что не смог сделать все, как надо. Но жизнь необратима, нельзя изменить однажды сделанное или сказанное. О некоторых вещах и вовсе лучше молчать, иногда ободряясь, что получил достаточно жизненного опыта, чтобы никогда больше таких ошибок не повторять. Все в памяти просто, как три рубля одной монетой. Только вот монета эта неразменная.
Все эти чувства весенним ветром ворвались в осеннее настроение Павла и перевернули его будничную действительность, раскрасили мир в новые тона, стерли пыль с уже привычных мероприятий. Жизнь улыбалась Павлу, появились новые силы, идеи. Он начал обращать внимание на такие детали и тонкости, которых прежде никогда не замечал. А в характере Веры было столько нюансов и тонкостей, столько мелочей, взятых в одном явлении, в одном откровении этой личности, что Павлу казалось, будто для одного только беглого ознакомления с ними может потребоваться целая жизнь. И он хотел посвятить жизнь их изучению!
В это время Павел отчетливо осознал всю глупость вопроса об идеальной девушке. Его школьные товарищи рисовали такие образы, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать, однако, все их идеалы казались Павлу откровенно скучными. Но в то же время он не мог понять, как Вере удалось произвести на него столь сильное впечатление. Ему, человеку рассудочному, она казалась абсолютно иррациональной. И не в том дело, что Вера была иррациональным человеком, вовсе нет, она была другой. Ее рациональность была настолько отлична от рационализаторства Павла, что, вероятно, математика для них была бы разной, если бы вдруг они стали о ней спорить. Павел был человеком беспорядочным, но отчаянно стремился к какой-то ясности в жизни, к какому-то более высокому порядку, выстроенному не на уровне быта, а на уровне убеждений. Вера жила совершенно другой жизнью, она была настолько вздорной девушкой в понимании Павла, настолько она не скрывала своих состояний, настолько она была неземная, что Павлу иной раз казалось, будто она сама себя не понимает
