отставной государственный купец торгового флота, уважаемый человек.
И это не говоря о слухах и отрывочных показаниях задержанных деклассированных. В их среде вообще творилось бог знает что.
Коркранц не стал углубляться в раздумья и постарался сосредоточиться на дороге.
Аллеи потеряли строй и рассыпались отдельными деревьями; светящиеся мятно-зеленые грибы с сильным запахом аммиака росли то тут, то там; улитки на деревьях тоже светились. Казалось, лесная жизнь вобрала в себя тот давний огонь, пропиталась им.
Они миновали черный, гладкий пруд – Халле был почти уверен, что жидкость в нем горюча, как нефть, – и оплывшее, перекошенное здание вокзала за ним. Потекший и вновь застывший камень сталактитами свисал в арках порталов, колонны изогнулись, как пьяные; статуи у входа растеклись, растрескались, и казались скульптурами чудовищ. Ярко-зеленые блуждающие огни бродили в глубине.
Потом потянулось пепелище с оплавленными какими-то столбами, по левую же руку стоял лес, теперь темный и угловатый, и только иногда мелькали в нем белые и голубые огни, щелкали невидимые насекомые, да сонно, тяжко, словно ей снился кошмар, стонала птица. Или не птица.
Коркранц надеялся, что Халле не станет читать его мысли и вообще не почувствует того, что он ощущал. Это что-то походило на страх. Но наказатель Коркранц давно не испытывал страха и теперь крутил, мял это чувство, пытаясь уложить его на воображаемую полку в сознании поаккуратней, чтоб не мешалось.
Халле же сейчас думал явно о чем-то своем. Он с опаской смотрел на широкий, кривой серп луны с иззубренным лезвием. Она недавно взошла и висела над лесом, совсем объемная и близкая, – казалось, протяни руку, щелкни по ней пальцем – и зазвенит. Цветом она была как металл.
– Под такой луной, – сказал Халле, – ловил я Джока. Он всегда начинал беспокоиться такими ночами и хвататься за все острое, что мог найти. Ей-богу, от бритвы до косы.
Коркранц кивнул. Каждый сыскной знал эту историю. Джок Дружок, бич Андренезера. Второй серийный убийца за историю города. Халле был главным дознавателем по его делу и однажды даже встречался с ним лицом к лицу. Только случайно на память о той встрече у него не осталось шрамов.
– Вот как раз в ноябре у него на чердаке и поселилась стая кукушек, он стал носить по две шляпы и разрисовал себе руки всякой жутью. Я почти настиг его тогда – или он меня.
– Тебе повезло. – Коркранцу не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять: Халле боится повстречать своего противника здесь. Оттого и речь завел.
В ночи старого пожарища Джок становился для дознавателя таким же олицетворением страха, как для самого Коркранца лось. А шансы на встречу были – выгоревшие кварталы часто становились убежищем беглецов и прочих падших. Правда, подолгу здесь никто, кроме брухи Веласки, не тянул.
– Я немного прочитал его мысли в тот раз. И пришел в ужас. Они еще страшнее, чем татуировки на его руках.
Коркранц
