нас снова сблизили. Мы сидели, как и положено для такого исполнения, почти вплотную друг к другу, локти наши иногда соприкасались. Эта любовная перекличка в музыке и нас настраивала на романтический лад, и с этим ничего не поделаешь. Я думал о том, что Ксения – тоже на «К», как и Каролина, которой Шуберт посвятил эту волшебную музыку, вот только я не Франц, и вовсе не на F, как та нота, вокруг которой крутится мелодия. И главная тема, повторявшаяся несколько раз, как будто возвращалась с одним и тем же вопросом: ну так что же? что будет с нами? Неужели мы сейчас остановимся на затихающем аккорде, встанем и разойдемся?
Я был уверен, что Ксения думала о том же. И от этого становилось не по себе. От нас исходила скованность, казалось, что все вокруг это чувствуют. Как танцующая на людях пара, у которой никогда не получится скрыть от других свою влюбленность.
Кажется, именно тогда я впервые осознал, что влюбился, но гнал от себя эти мысли. Правда, уже не так, как в школе. Мы чувствовали друг друга, и объяснить это было невозможно. Ксения явно тянулась ко мне, но что-то подсказывало, что ей больше импонировало мое благоговение перед ней. К тому времени я уже выиграл международный конкурс, а это сильно изменило мой статус среди сверстников. Определенно, она любила свое отражение во мне.
После концерта я предложил ее проводить – до того самого дома, который так поразил меня в детстве. Но мы были другими. Хоть мы и болтали по дороге, как старые друзья, я чувствовал совсем другое волнение. У подъезда Ксения вспомнила о новых пластинках в ее коллекции, и, кстати, она бы мне их поставила, ей интересно мое мнение, тем более родители в гостях, мешать не будут.
В тот вечер было много музыки. Мы и слушали, и танцевали. А потом целовались, сидя на кушетке в ее комнате… Ксения стала совсем горячей, я чувствовал, как она дрожит, а я теряю над собой контроль. Этого я не мог допустить. Потому что я за все отвечал, а теперь – не только за себя. Я резко встал, извинился и ушел. Даже не помню ее лица в тот момент – она отвернулась к стене, обхватив голову руками.
Когда мы потом сталкивались на занятиях или между классами, мы вели себя как чужие. Ксения никогда больше не смотрела в мою сторону. Она мне так и не простила того вечера, когда я ее якобы «не захотел»…
За Олегом Андрей наблюдал с первых лет своей учебы в школе. Тогда они еще не были знакомы. Но Андрей его уж отличал – как отличают младшие старших. Высокий, крупный, даже несколько крупнее, чем должен быть в свои четырнадцать лет, в коридорах школы тот всегда бросался в глаза. Он выглядел как взрослый и двигался как взрослый. Издалека со спины его можно было принять за преподавателя. Во время разговора с кем-то он обычно стоял, по-профессорски перекатываясь с пятки на носок. Если засовывал руки в карман идеально скроенных брюк, то приподнимал полу пиджака совсем по-мужски, даже артистично, как делали красавцы в кино. Да и пиджак Олега тоже отличался от тех, что были на остальных ребятах: похожий на серый форменный, он был из такой шелковистой шерсти
