он вспомнил, что хотел наметить заблаговременно наряд на работы следующего дня. Верхом на Гнедко он поскакал объезжать поля. Вся окружающая его природа казалась ему какой-то торжествующей. Зелень берёзовых и лиственничных насаждений, как-то особо была ярка, а прямизна стволов необычайно стройной и красивой. Особенно радовали его слегка волнующиеся поля выколосившихся, но ещё зелёных озимых и яровых хлебов.Сделав нужные заметки в записной книге и наметив на следующий день работы, Голубев вернулся на хутор. Приближалось время, когда надо было идти в контору и давать распоряжения на следующий день. Иван Назарович сказал, что он на первый мой наряд не пойдёт, чтобы не смущать меня. Голубев в душе был ему благодарен. Он решил в обращении со старостой, десятниками и старшими на фермах держать себя также, как держал себя Иван Назарович, думая, что это придаёт обычности обстановки во время наряда.
Войдя в контору, он обратился к старосте так же, как это делал Иван Назарович.
– Ну, как Василь Семёнович, что завтра будем делать?
И на такое обращение староста обычно говорил, что такое-то поле они кончили, такие-то работы сделали. Теперь надо закончить то-то, туда-то послать столько людей и лошадей, туда столько-то. Иван Назарович вносил обычно некоторые поправки или изменения и наряд заканчивался.
Но не так реагировал Василий Семёнович на вопрос Голубева. Он поднял руку, почесал у себя в волосах и сказал: «Что прикажете господин управляющий». Голубев сразу почувствовал, что это делается ему экзамен, что его староста хочет поставить в неловкое положение. Это же было заметно и по лицам присутствующих, на которых чувствовалась скрываемая улыбка. Голубев тогда вновь сказал: «Ну, а всё же, Василь Семёнович, а Вы как думаете, сколько и куда отправить завтра лошадей и рабочих». На это он услышал вновь: «Куда прикажете, туда и направим». Вопрос был поставлен ребром. Голубев чувствовал, что затеянную игру старостой он должен, во что бы то ни стало выиграть, иначе восстановить свой авторитет будет трудно. Он подошёл к конторке и написал на листе бумаги все намеченные им распределение работ, людей, лошадей и инвентаря. Написанный наряд передал старосте и сказал: «Этот наряд приказываю Вам, Василий Семёнович, точно выполнить. А сейчас, можете идти домой, я Вас не задерживаю». Старшим с ферм он сказал, что завтра побывает у каждого и на месте отдаст распоряжения. После этого, он, стараясь быть спокойным, ушёл к себе.
По-видимому, придётся выбирать ему борьбу за установление своего авторитета. А достигнуть этого удастся, конечно, только разумными хозяйственными распоряжениями. Мой порок – это вспыльчивость. Во что бы то ни стало надо избавиться от него. Он ослабляет авторитет, а не укрепляет. Если староста будет держаться и в дальнейшем такой тактики, то он от этого не выиграет. Я ведь достаточно хорошо изучил хозяйство, большие промахи исключены, а его инициатива будет связана, с чем ему будет трудно сжиться. Так рассуждал Голубев, лёжа на кровати.
После такой
