почти опустели, он может спокойно прокатиться под мерцающим светом городских фонарей. Павел поймал себя на мысли, что бессознательно считает их. Он вывернул на проспект и поехал вдоль набережной. «А слабо научиться успокаивать жену, чтобы не накручивать цифры на спидометре?»
Почему не оставил ее тогда, шесть лет назад? Ведь уже ушел от нее к Оксане. Оксана любила его. Он тоже увлекся ею, но и забыть жену никак не мог. Оксана сказала ему, что он «недоушел». Она была права. От жалости к Наташе у него сжималось сердце. Он физически ощущал, как оно превращалось в маленький плотный комок при одной мысли, что ее придется оставить. Но перед тем, как от нее уйти, Павел стал приставать к ней, чтобы усыновить ребенка, мальчика. Он уже был в Доме ребенка. Ему понравился мальчик лет трех, белобрысый маленький мальчик. Надо было пройти медкомиссию. Ведь родить Наташа уже не может. Ее время ушло. А его? Ему нет и пятидесяти. Оксана обещала ему родить. Оксана родила мальчика, но не ему, и замуж она вышла, но не за него.
«Ты же замуж не хочешь?» – задал он ей тогда, в тот злополучный вечер, самый глупый вопрос в своей жизни. Да вовсе и не вопрос это был. Павел отлично понял, не мог не понять, что обидел Оксану. Она ответила резко: «А мне еще никто не предлагал». Это была точка в их отношениях, растянувшаяся на полгода. И в ту же минуту ее лицо, уже больше полутора лет такое близкое и родное, стало уходить куда-то, становясь жестким, еще не чужое, но уже другое, ему незнакомое. «Все, я приняла решение», – немного подумав, сказала Оксана, глядя ему прямо в глаза, и Павел понял, о каком решении идет речь. В сущности, это было и его решение. Вот так – он не женится на ней, и она ему никого не родит.
Двадцать два часа пятнадцать минут. Павел ровно катился по уже пустому проспекту. Благодаря остаткам дневного тепла и не рассеявшимся выхлопным газам асфальт в городе еще не покрылся скользкой пленкой. В машине было тепло. Тихо играла музыка – по «Авторадио» крутили Стинга, «Смокки». Стинг точно ложился на настроение Павла. Он успокаивал, «Смокки» бодрили. Хорошо. Спокойная бодрость. Он выехал на объездную, прямую, как взлетная полоса, с одним поворотом на двенадцатом километре. Потом через развязку – и в город. Путь был ему хорошо знаком. В отличие от городских улиц дорога здесь была уже мерзлой, вдобавок пошел мелкий снег. Павел почувствовал, как его заднеприводной «скайлайн» начал проскальзывать на подмерзающем асфальте. Надо быть осторожнее. И завтра положить в багажник зимний груз – кусок рельса, которым недавно обзавелся и хранил в гараже. Зимой для хорошего сцепления с дорогой одной запаски мало. Особенно в гололед.
Почему он не ушел? Получается так, что он предал Оксану из жалости к жене. Жалость оправдывает предательство? Павел думал, что оправдывает. Наташа смотрела на него, как раненая собачка, в ее глазах была боль, он ощущал эту боль всей кожей. Павел вглядывался в лицо жены – красивое, с мягкими детскими чертами. Смотрел, как пульсировала
