При этом он оправдывает свой поступок в глазах Бенкендорфа следующим соображением: «То, что выбор ее пал на меня, само по себе уже свидетельствует, до какой степени она лишена друзей, всяких надежд и помощи» (14, 58).
Для нас же ходатайство в пользу вдовы генерала свидетельствует о том, что с царем и Бенкендорфом Пушкин имеет вполне установившиеся отношения, что позволяет ему обращаться к ним с теми или иными просьбами. Особенно актуальным это становится для него во время женитьбы и в период подготовки к ней.
Между тем вместо ответа на просьбу Пушкина разрешить печатание «Бориса Годунова» он получает новый выговор. В письме от 28 января 1830 года Бенкендорф сообщает ему о неудовольствии Николая I в связи с его внешним видом на приеме у французского посланника, где он был «во фраке, между тем как все прочие приглашенные в сие общество были в мундирах». Пушкину указывается, что «в подобных собраниях» ему следует, как и «всем принадлежащим к дворянскому сословию», являться в мундире той губернии, в которой у него имеется имение или в которой он родился (14, 61).
В это же время до Пушкина, находящегося в Москве, доходят слухи о предстоящих социальных реформах, которые разрабатывал секретный комитет, учрежденный 6 декабря 1826 года Николаем I, вскоре после окончания следствия по делу декабристов. По новым законам невозможным должно было стать получение дворянства путем продвижения по службе, как это разрешалось «Табелью о рангах» Петра I, противником чего является Пушкин. Кроме того, предполагалось освобождение крестьян вместе с землей. Об этих слухах Пушкин сообщает Вяземскому в письме от 16 марта, в связи с чем объявляет о своем желании «пуститься в политическую прозу» (14, 69). Но реформам не суждено было осуществиться из-за нерешительности Николая I, усугубленной отрицательным отношением к ним великого князя Константина Павловича, с которым император согласовывал все свои действия.
Здесь уместно отметить, что Николай I, вопреки сложившимся в советское время представлениям, понимал пагубность крепостного права.
Известный российский правовед, общественный и государственный деятель либерального толка А. Ф. Кони так характеризовал Николая I в связи с крестьянской проблемой: «Император Николай был искренним противником того „клейма домашнего позора“ (слова Ивана Аксакова), которое как бы в насмешку над справедливостью, называлось крепостным правом. „Я не понимаю, – сказал он в 1847 году депутации смоленского дворянства, – каким образом человек сделался вещью, и не могу себе объяснить этого иначе, как хитростью и обманом, с одной стороны, и невежеством – с другой“. Он ясно осознавал тот вред, материальный и нравственный, который причиняла всему государственному организму такая внутренняя язва. „Этому должно положить конец“, – говорил он. Но общее настроение окружающих, возросших среди беззаботных выгод и удобств дарового труда, раболепные уверения, что все обстоит и будет обстоять благополучно, наряду с искусственно преувеличенными опасениями
