углубилась в чтение. Стихи были о зиме.
С первых же строк волшебный мир накатил на меня, накрыл с головой, комок подступил к горлу, даже дышать стало трудно. Вот это да! Кузя превзошла все мои ожидания. Заснеженные равнины, дети с салазками, солнце, мороз. Неведомая доныне боль пронзила меня, всё во мне рыдало, словно глаза мои открылись, и я осознала что-то такое, что словами не передать. Вот она, настоящая поэзия! Вот она, великая тайна! Кузя была гениальна.
Не в силах больше читать от переполнявших меня эмоций, я закрыла тетрадку. Нужно было остановиться, пройтись по улице, переварить поток образов.
– Дашь домой? – сдавленным голосом спросила я.
Кузя отодвинула тарелку с общипанным бутербродом и кивнула.
– Спасибо. Завтра принесу.
– Читай, сколько хочешь, хоть до послезавтра, – великодушно разрешила Кузя.
Весь вечер я провела за чтением. Впечатление не убывало, а когда я закончила, великая грусть нахлынула на меня. Нет, я не завидовала Кузе, я просто поняла, что подобного мне не достичь. Такое дано только избранным. И как только Кузе пришли все эти образы в голову? Особенно впечатлила рифма «розы – морозы». Ну надо же до такого додуматься! Где розы и где морозы! А Кузя вот додумалась. И как же после всего этого писать своё?
Вечером пришёл отец с дежурства и сразу заметил моё настроение:
– Доча, что-то в школе произошло? Ты двойку схватила?
Я отрицательно замотала головой.
– Тогда что? Мама отругала?
Я снова отрицательно замотала головой. Отец призадумался. Тогда я вытащила из портфеля Кузину тетрадку, которую собиралась ей отдать, и протянула отцу.
– Это что?
– Стихи. Кузя написала. Ты почитай.
Отец взял в руки тетрадку, пробежал глазами стихи.
– Ну, как? – спросила я.
– Прекрасные стихи. У тебя отличный вкус, и у Кузи твоей тоже.
– Это у меня вкус. А у Кузи – талант.
– У Кузи, может, и талант, только стихи эти не её.
– Пап, ну как же не её! Это её почерк, я же знаю.
– Почерк её. А стихи Александра Сергеевича Пушкина. – Он достал с полки томик Пушкина и дал мне: – Вот, почитай.
На следующий день я гневно вернула Кузе тетрадку:
– Кузя, как ты могла?
– Что? – робко спросила Кузя.
– Тебе не стыдно было сегодня входить в школу, когда на тебя с портрета в вестибюле Пушкин смотрел?
Кузя уставилась на меня, ничего не понимая.
– Стыдно или нет? – добивалась я ответа.
– Стыдно чего? – со слезами в глазах спросила Кузя.
– Мороз и солнце, день чудесный! Кто написал?
– Ну, Пушкин…
– Вот именно – Пушкин! А ты за своё выдала!
– Не выдала. Я в тетрадку переписала. Чтоб тебе почитать дать. Ты ведь давала мне свои стихи.
– Кузя, ты соображаешь вообще, что говоришь?! Я тебе свои
