небо иногда показывало желтое пятно вместо светила, тогда становилось веселее. Но это было в середине дня, а сейчас все выглядело совсем блекло и угрюмо. И холмы и лес сливались с низким небом.
У Анны были наручные часы, она за большие деньги раздобыла себе механические – другие и не могли теперь работать, – но сутки в этом большом мире длились двадцать шесть часов с какими-то минутами. Каждое утро нужно было их вручную подкручивать. Иногда она забывала. А уж в последние дни, после этого потопа, что устроил Чарли, и подавно. Так что серый день все тянулся и тянулся… и грозился обернуться внезапными потемками.
Тропа стала совсем узкой. Нойманн ехала за Фюргартом, сразу за ней – Хонг. Под ногами у Веспы отчетливо хлюпало. Все-таки явно стало темнее: что-то привлекло внимание Анны на тропе – Нойманн наклонилась, но не смогла рассмотреть даже мохнатых бабок* своей кобылы. Только какое-то движение, неясное и неверное. То ли замысловатая игра теней, то ли что, но ей почудилось, словно вместо прядей травы под ногами у кобылы слажено шевелятся длинные слепые черви, круглые и жирные. (бабка* – нижняя часть конечности лошади и других животных, также отдельная кость, используемая в азартных играх)
Девушка отпрянула, приподнялась на стременах. Дернула плечами – все это глупые страхи.
Просто это мир пронизан сказками и эти сказки вовсе не добрые. Вот ей и мерещится. Она слишком много наслушалась их. От Утеса, от Хонга, еще раньше от Сутока… (бедный, бедный Суток) теперь новый рассказчик – Пенча Чернота. Тот еще нагнал страху со своими… как там… седыми волками. Но интересно, что там случилось у него с принцессой. Спас он ее? Привал кончился, и Шахерезада окончила дозволенные ей речи. Продолжение будет?
Анна вспомнила, как рассказывал капрал – он словно напевал слова. Хотя никакой рифмы не было. Он смотрел в костер пристально, как будто видел стены далекой твердыни, что стала ему новым домом.
Теперь ей пришло в голову, что глаза Черноты очень похожи на отцовские. И вообще, он очень напоминает ее отца. Если у капрала убрать эту бороду… Когда они расстались, отец сильно постарел и как-то… осел. А раньше, в детстве… Она помнит, как они ехали всей семьей к морю. В электричке. Мать еще была с ними.
Отец тогда выглядел совсем иначе. Анна помнит его всегда улыбающимся, веселым. Вот они на станции, отец идет по платформе, в руках его – бумажные коробки с сосисками и солеными претцелями, он смеется и что-то говорит матери. Отец идет слишком близко к платформе, а сзади на него набегает локомотив…
Анна увидела, как впереди шарахнулась лошадь. Всадник пытался ее обуздать крепкой рукой, а сам потрясенно смотрел в сторону леса. Это был капрал Чернота. Звук приближающейся электрички все нарастал. Аккуратная вереница путников расстроилась, смешалась… кони испуганно ржали… Электричка?!
Анна очнулась от дремоты. Гул не пропал. Он шел густой полосой откуда-то из лесной гущи… Кто-то сзади включил карманный фонарь. Его луч шарахнулся к деревьям; длинные тени упали на траву и протянули свои
