неизвестность.
Но я успею. Ах да, ещё же театр, ансамбль посягнувших на Баха… телесно! Из-за ихней претензии загорелся сыр-бор, и пришлось прибрать к рукам весь абонемент. Как они станут вытанцовывать и прохаживаться по органной фуге? Нет-нет, это не упустим. Прочие соблазны, самые мировые, передам знакомым, а это надо узреть, опробовать и проверить. Когда же у меня театр? Послезавтра! Вот и успеваю и в Хайфу, и к себе – отведать, что проныры израильтяне, что сварганили, неуёмные, прогибая и выпрямляя себя Бахом… Куда занырнули телесно, а? Значит, завтра, как проделаю кульбиты вольных своих деяний, завершу радости общения за двумя тамбурами в закрытом отделении психиатрии – туда вход со специальным кодом, но всегда захватывающе, им интересно то, что и мне интересно, – как отпляшу с ними, так сразу дам дёру без их расспросов насчёт следующего раза, прощаний-обещаний, объятий и т. п. Проскочу тамбуры, только бы не побежали, не стучали и не глазели бы из-за стёкол вслед.
А администрация в курсе; им сообщат, когда следующий раз – через три месяца.
И к автостанции, и в Хайфу. Полечу к Самуэле. А там – в Гишпанию. Самосовершенствоваться.
Пройти в дверь на ул. Пророков
Медленными глотками потягиваю вино, ею настоенное.
Так она совсем рядом! Но где-то совсем отдельно, вне строчек бегущих новостей, всё тех же, всё тех же. Каждые три-четыре часа в автобусе или на перекрёстке что-то взрывное или ножевое. Спустя двадцать минут строчка забелена: «нападавший нейтрализован».
В обустроенном мире, общаясь с экранчиками, ступая по тротуарам или, несомые электросилой, скользя по ним, нет места словам «террорист застрелен». Подобное выражение ржаво, скребёт по фибрам души, вредно здоровью. Вот и в эС-эС-эСэР словечко «еврей» не возникало ни в печатных бумагах, ни когда вещало радио, так что одна тётка страшно оскорбилась, когда кто-то грубо заявил, что Христос (о нём наслышана и, наверно, верила) был «еврей». Вот и гадают граждане обустроенного мира, каждый себе, что́ укрыто за мягчайшей подменой «нападавший нейтрализован», теряясь в надеждах: нервнобольной? наркоман? или наш неизбывный компонент – просто уголовник? как Швейцария в последней мировой войне, стал нейтрален; нейтрализован?
После сухоты Ерушалаима прибрежная житуха Хайфы открыта, размягчена, пёстро заполнила улицы, вход в кафе без досмотра2; говорильня; торговля занята удовольствием торга, а не – плати и беги по своим делам. Столики, забегаловки, плоть ублажает себя разновидностями прочей, поджаренной и подкопчённой плоти. Те же словечки, те же клиенты, те же прохожие. Ах, город у моря среди земель, такой средиземный, ты совсем не Ерушалаим, накрепко перегороженный, ты – Бруклин во Сионе, раствор людских потреб, снующих одна мимо другой. В урчании твоих запивочных-закусочных, да-да, по улице Пророков, сейчас нашарю зёрнышко, где-то здесь выпало ему приземление, а мне – протянуться к нему, достать. Сейчас касание состоится.
В лицах, прожёванных в пивнушках, лавках фалафельных и табачных, пропечатано: здесь сидим и не сходим.
Периодически, когда в Израиле учащаются теракты, во всех общественных местах начинаются проверки на входе; особенно в Иерусалиме (Прим. ред.)
