не может быть ненастоящим, Вику даже всматриваться не надо, чтобы это почувствовать – сейчас, когда он не живой и не мертвый, зависший на пороге, чувствительный к обоим мирам и ни к одному из них.
Значит, реальность. Значит, на месте его сердца и правда торчат стеклянные осколки – как ни всматривайся, ничего, кроме них, не различишь. А в сердце у Лии вспыхивают и гаснут звезды, вращаются галактики и простирается бесконечная космическая тьма, которую легко заметить, если долго всматриваться в глубину зрачков.
Жаль, что никак не выйдет обнять, прижать к груди, поцеловать всем собой…
Рана уже превратилась в рубец. Не пора ли еще пару осколков вытащить?
Выть на мосту ужасно невежливо. Особенно когда ты не стоишь гордо у перил, запрокинув голову к луне, весь из себя волк-одиночка, а сидишь, упершись лбом в холодный металл, кусаешь пальцы, чтобы вой не превратился в яростный крик, и промокшие джинсы мерзко липнут к заднице, – вот молодец, и как будешь дальше ходить?..
Не стоило вытаскивать разом три осколка, да? Подумал, что больше ничего не страшно, а чем скорее, тем лучше; рванул – и ослеп от боли. Спасибо, что тихонько съехал на землю, цепляясь за перила, а не потерял равновесие и рухнул в канал.
Прохожим, к счастью, плевать; по крайней мере, никто не останавливается и не предлагает помочь. Не плевать только Лие, которая, опустившись на корточки, крепко держит за руку и не спрашивает, как он: и так все видно.
На этот раз ничего не гудит в ушах, мир слышен как никогда ясно – зато искры из глаз снова рассыпаются бенгальским огнем, хватит, чтобы темный вечер превратить в ясный солнечный день. Но как бы ни трясся от вида темноты какие-то пару часов назад, сейчас превращать ничего не хочется. Наоборот, выключить бы фонари, накинуть густую тень на окна домов, задуть звезды – чтобы город исчез, чтобы исчезнуть вместе с ним и чтобы боль в исчезнувшем теле чуточку поутихла.
Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем Вик наконец перестает выть и выпускает изо рта искусанный до крови палец.
– Живой? – Лия заглядывает в глаза.
– Надеюсь. – Черт, как охрип голос! – Больше не буду… вот так сразу; только по одному.
От помощи Вик отказывается, встает, хватаясь за перила. Скрипит зубами: забыл совсем, что хотел доверить осколки Лие, и вот пожалуйста, снова не понять – растворились они или улетели в канал? Ну ничего, в следующий раз… А сейчас бы, конечно, домой – сменить джинсы, – но если он переступит порог квартиры, то не найдет сил выйти обратно, в холодную серую осень. Значит, закутается в пальто и потерпит.
Да и сколько еще раз придется сидеть в луже, пытаясь заново научиться дышать?..
– Ты уверен, что хочешь дальше…
– Да, – перебивает Вик, слизывая с пальца кровь. – И гулять, и вытаскивать осколки. Ужасно интересно, что будет, когда вытащу все.
