по временам – Кирюндук и Кирлюндия, откинулась в кресле:
– Он же с пухоедами. Или блохастый.
Митя осмотрел скворца на предмет блох.
– Ничего я такого не вижу. Птица как птица.
– А укусит кого? Кого сто́ящего пухоед, спрашиваю, укусит? – Золотоволосая и златокожая, с округло-бархатистым личиком и тонким, чуть видимым, голубоватым изломом чудесно вздернутого носа, на том месте, где должна быть горбинка, Кирюленция от испуга даже зажмурилась. – Тогда пиши пропало! Тут уж не про пухоедов, про собственную задницу думать придется.
– Да не укусит, Кирюль. А пухоедов и блох – мы в коробочку и на выставку. Священные пухоеды под стеклом! Серебренникову – не снилось!
– Лучше штаны скворцу подобрать. Раз он на двух ногах и притом не летает, а ходит.
– Это, положим, верно. В полете штаны не нужны, а вот при ходьбе, – Митя поддернул серенькие свои брючки, – а вот при ходьбе… В общем, займись. Возьмешь из наших, кукольных. И давай мы этого скворца как-нибудь назовем… Ммм… Пусть будет – Рюрик!
– Смело как! Неожиданно! – Нежная Кирлюндия захлопала в ладоши.
– Или не так. Рюрик – старообразно. Пусть будет – Влад.
– Нет, не годится. Сразу Дракулой пахнуло.
– А как Дракула пахнет?
– Ну, не знаю. Наверное, сахарной кровью… Трупно и приторно пахнет, вот!
– Трупно и приторно? – удивился Митя. – Ладно, тогда сама придумай.
– А пускай будет – Велодриммер!
Удачно названного скворца решили сегодня же показать в променуаре, перед основным спектаклем. Вопросы скворцу по ходу показа должна была сквозь щелку задавать Кирилла. Суфлировать вызвался сам Жоделет…
Кончался широкий четверг.
Часа за полтора до спектакля всем вдруг стало тягостно. Гулкая пустота заполнила «Театр Ласки и Насилия» до краев! И хотя спектакль был еще далеко, за горами, – в прогулочный зал, по двое, по трое, стали выбегать актеры. Балаганными жестами они старались приободрить друг друга.
Ждали первого зрителя. Скворца держали на задней половине, в костюмерной, чтобы не расходовал силы зря.
Наконец Митя не выдержал, скакнул на улицу. Сперва Жоделет хотел прихватить с собой священную майну, но передумал, оставил в костюмерной: «А то и простудить скворца недолго. И тогда не дожить майне до кончика Масленицы, до сладостного Прощеного воскресенья!» – завертелось в голове у Жоделета что-то похожее на слова из будущей пьесы.
Тут – удача! В переулке безлюдном, в переулке изогнутом, сквозь бусенец дождя и снега, – внезапно три фигуры. Двое в камуфляже, один в плащ-палатке и бутафорской немецкой каске.
«Вот тебе, бабушка, и променуар с клоунадой! Актеры Театра Российской армии к нам пожаловали. И этот… заслуженный Пяткин с ними. Как выступают, как идут! Находчивей нас они оказались. Тут тебе и деловая прогулка,
