на другой берег Ист-Ривер, там внезапно проглядывало солнце, но так же быстро скрывалось, словно дразня их невыполненным обещанием ясной погоды и оставляя собравшихся в кладбищенском траурном нью-йоркском сумраке.
Ребекка обвела взглядом тех, кто провожал ее отца в последний путь: вот брат Джонни – как всегда, рядом с ней, вот священник монотонно читает текст из Библии. Она в который раз посмотрела на парковку и лишний раз убедилась в том, что там не было ни их семейного джипа, ни Гарета.
И где только его носит?
Джонни подвинулся еще ближе к ней, и она почувствовала, что он берет ее за руку. Сначала она удивилась, непривычная к такому проявлению чувств со стороны брата, но он поймал ее взгляд, украдкой ободряюще подмигнул и прошептал, словно смог прочитать ее мысли: «Не волнуйся, Бек. Он приедет».
В ответ Ребекка лишь пожала брату руку. Интересно, верит ли он сам в то, что говорит, либо просто старается приободрить ее, защитить, создать иллюзию, что не все так плохо. С тех пор как мать оставила их, он нередко брал на себя обязанности утешителя, а в последнее время, когда стало ясно, что отец уже не поправится, он как будто бы занял место Генри – оплота их семьи.
Джонни вновь сжал ее руку, вернув Ребекку из воспоминаний в серое скорбное утро и заставив вслушаться в слова прощания. Через мгновение она увидела, как «джип чероки» медленно въезжает на стоянку рядом с кладбищем.
Она постаралась поймать взгляд Гарета, вглядываясь в его силуэт за ветровым стеклом, а когда ей это удалось, то почувствовала, как кровь ее закипает от гнева. Что ж, сейчас она даст ему понять, что думает о его опоздании на похороны.
Ее муж торопливо отвел глаза.
2
Ребекка проснулась мгновенно и в первый момент не поняла, где находится. Но потом отдельные фрагменты мозаики сложились в единую картину: магазинные полки по обеим сторонам от нее, вещи, разбросанные по полу пополам с мусором, открытая и разворошенная аптечка, рыболовные принадлежности.
Придорожный магазин – вот куда ее занесло.
Поднявшись на ноги, она взглянула на прямоугольник разбитого окна, сквозь которое внутрь проникал робкий желтоватый свет. Рядом с окном на стене висели часы. Последний раз, когда она смотрела на них, они показывали пять утра. Сейчас было почти десять.
Она проспала меньше пяти часов.
За ночь боль усилилась, пульсировала у глаза, отдавая в ухо, в щеку и в нос. Хоть леска и была одной из самых тонких в наборе, продергивать ее было сущим мучением, а уж прокалывать кожу лица крючком и подавно. У нее был антисептик, но ничего из того, чем можно было заглушить боль, когда накладываешь швы.
Ничего из того, чтобы заглушить боль от пребывания в этом странном месте.
В полном одиночестве…
Она подошла к разбитому окну, забралась на прилавок, схватилась за раму и перебросила тело наружу, стараясь не пораниться торчащими
