девочка.
– Страшная и психованная, ты хотел сказать.
– Перестань! – вдруг взорвался отец. – Тебе уже четырнадцать лет, ты мужчина, в конце концов! А ведешь себя как маленький обиженный трехлетний мальчик, которому не дали конфетку. Никогда не думал, что буду стыдиться своего сына.
Кажется, у меня даже уши покраснели.
– К чему этот разговор, папа?!
– Конечно, я понимаю, что за такое короткое время у тебя вряд ли проснулись к ней братские чувства.
Чуть ли не фыркнул от подобной нелепости, вряд ли у меня к ней вообще когда-либо проснутся братские чувства.
– Однако мы теперь одна семья… Я тебя прошу, будь с ней помягче.
– Куда уж мягче, я вообще не обращаю на нее внимания, это она постоянно лезет, то радугу нарисует, то вопросы всякие дурацкие задает.
– А ты не думал, что Инне одиноко и она пытается с тобой подружиться? Все ее знакомые остались в Подольске. Наташа ради меня все бросила.
– Пап, не делай из них декабристок. Они не в Сибирь за тобой поехали, а, наоборот, из провинциального, мелкого городишки, да в столицу нашей родины.
– Это не отменяет того факта, что девочке одиноко.
– А мне какое дело до ее одиночества?! Я что, нянькой нанимался?! Это тебе приспичило жениться, понадобилась новая женщина, ты ведь мужик еще не совсем дряхлый, секса хочется и все такое. А тетя Наташа очень красивая, мама не была такой няшкой-милашкой. Только я твою новую семью любить не обязан. Поверь, я пытаюсь быть цивилизованным и ради тебя терплю этих двух навязанных мне дам. Но не требуй, пожалуйста, от меня слишком многого, иначе я сбегу в Саратов к деду с бабкой.
– Вот как, – расстроенно пробормотал отец, – вот как, сынок. А если у нас с Наташей родится ребенок, ты тоже будешь считать, что тебе навязали брата или сестру?
– Какой еще ребенок, вы уже старые, чтобы детей ро… – И прикусил язык.
– Старые?! – снова рассвирепел отец. – Иди прочитай про репродуктивный возраст мужчин и женщин! Отличник тут выискался! Наташе всего-то тридцать один год.
Конечно, я знал, что некоторые мужики и в семьдесят лет умудряются удачно разбросать свое семя. Но юношеский максимализм во мне не разрешал отцу снова заводить ребенка. Он должен был страдать, мучиться, оплакивать маму, а не плодиться с новой женщиной.
Папа долго расстроенно молчал, а я ощущал себя одновременно сволочью и предателем. Трудно оставаться прежним хорошим мальчиком, когда привычный мир рухнул, исчез бесследно, оставив только воспоминания, за которые ты усиленно цепляешься, в надежде сохранить хотя бы частичку прошлой жизни.
– Дим, я понимаю, ты привык быть единственным ребенком в семье, – снова заговорил папа, – и, наверное, не можешь смириться с тем, что моя жизнь теперь не крутится исключительно вокруг тебя. Однако прошу, попытайся наладить отношения с Инной и Наташей. Вдруг тебе понравится ощущение семьи. Они неплохие девочки.
