в этой комнате, обстановка была весьма обычной; что же касается самого королевского прокурора, то его персона – по крайней мере, на взгляд человека ординарного – была весьма необычна. В дальнем конце комнаты, справа от одного из высоких, выходивших во внутренний двор окон, за письменным столом с откидной крышкой, отделанной бронзой и фарфоровыми вставками, расписанными Ватто[25], сидела величественная персона. Над пурпурным облачением с горящим на груди орденом и волнами кружев, в которых, как капли воды, сверкали бриллианты, словно диковинный фрукт, покоилась массивная пудреная голова господина де Ледигьера. Она была откинута назад и, нахмурясь, выжидательно взирала на посетителя с таким высокомерием, что Андре-Луи задал себе вопрос – не следует ли преклонить колени?
При виде худощавого длиннолицего молодого человека со впалыми щеками, прямыми длинными волосами, одетого в коричневый редингот[26], желтые панталоны из лосиной кожи и высокие, забрызганные грязью сапоги, величественная особа еще больше нахмурилась, и ее густые черные брови над большим ястребиным носом сошлись в сплошную линию.
– Вы заявили о себе как об адвокате из Гаврийяка, имеющем сделать важное сообщение, – грозно прогремело из-за стола.
То был властный приказ изложить сообщение, не отнимая зря драгоценного времени королевского прокурора. Господин де Ледигьер имел все основания полагать, что его персона производит на посетителей неотразимое впечатление, поскольку за время своего пребывания в должности видел, как многие бедняги пугались до потери сознания при одном звуке его громоподобного голоса.
Он ожидал, что то же самое произойдет и с молодым адвокатом из Гаврийяка. Но напрасно.
Андре-Луи нашел, что королевский прокурор смешон и нелеп. Он знал, что под претенциозностью всегда скрываются слабость и никчемность, а сейчас перед ним было само воплощение претенциозности. Она читалась в этой надменной манере держать голову, в этом нахмуренном челе, в тоне этого рокочущего голоса. Как ни трудно выглядеть героем в глазах слуги[27], который видывал своего господина без доспехов победителя, – еще сложнее выглядеть героем в глазах исследователя Человека, который видит то, что скрывается под доспехами, хотя и в ином смысле.
Андре-Луи решительно подошел к столу, в чем господин де Ледигьер усмотрел откровенную дерзость.
– Вы – прокурор его величества в Бретани, – сказал молодой человек, и надменному вершителю судеб показалось, что проситель проявил непростительную наглость, обратившись к нему как к равному. – Вы отправляете королевское правосудие в этой провинции.
На красивом лице под густо напудренным париком отразилось удивление.
– Ваше дело касается какого-нибудь возмутительного акта неповиновения со стороны черни?
– Нет, сударь.
Черные брови поползли вверх.
– В
Антуан
Данный пассаж представляет собой несколько переиначенную сентенцию Вольтера: «Лакей не может признавать героя в своем господине». Вероятнее всего, автор встретил ее в гл. 36 романа Александра Дюма «Соратники Иегу» (1857).
