но Петер чувствовал, что нацистам приходится туго. С самого начала октября эсэсовцы отчаянно пытались ускорить строительство. Избиения и бессмысленные убийства случались все чаще. С ускорением темпов работы учащались и несчастные случаи. Казалось, каждые несколько дней кого-то из рабочих уносили с площадки мертвым.
Троих из семи поляков, включая Карла, перевезли в другой лагерь, и никто не знал, зачем. Остальных вместе с Петером донимал бронхит и всякие мелкие травмы, которые из-за отсутствия нормального лечения превратились в гноящиеся болячки. И все же мужчинам и Тибору повезло: когда работы закончились, знакомый капо-поляк отправил их в крепость на грузовике, тогда как остальным пришлось идти пешком.
Когда Тибор вернулся в Маутхаузен, на улице стояла уже настоящая зима. Одеяло тяжелых облаков висело так низко, что, казалось, лежит прямо на двух массивных сторожевых башнях. Метрах в девяноста от ворот лагеря, сразу за футбольными воротами наскоро размеченного поля, Тибор заметил нечто похожее на груды белых поленьев, припорошенных снегом. Несколько ровно разложенных холмиков растянулись в одну линию. Сначала Тибор подумал, что это бревна для крематория. Но откуда им тут взяться – поблизости от тюрьмы деревьев не было, все расчистили для другого лагеря.
Когда грузовик приблизился, Тибор понял, что перед ним было: человеческие головы, словно короны на замерзших телах и конечностях.
Стало ясно: пока Тибора не было, жизнь в бараках ожесточилась. Арон куда-то пропал, пропали и многие другие знакомые лица. В бараках прибавилось много венгров, и каждая койка была забита до отказа. Нельзя было перевернуться, чтобы не задеть соседа.
Проверка узников на большой площади. Мемориальный музей Холокоста (США)
3
Стало холоднее, однако Тибора с друзьями все равно заставили раздеться для дезинфекции. Офицеры выстроили их в ряд и приказали прыгнуть в огромную бочку с дезинфектором, который обжег Тибору глаза и нос. Тибор попытался было не опускать туда голову, но капо огромными ручищами вцепился ему в череп, макнул в дезинфектор и держал там, пока у мальчика чуть не загорелись легкие.
Из-за того, что Тибор был здоровее большинства обитателей секции, его приписали к отряду, обходившему лагерь и очищавшему отхожие места. Как-то раз, совершенно неожиданно для него самого, его тележка выехала к широченной яме, про которую рассказывал Арон. Это был каменный карьер, самый большой, который когда-либо видел Тибор. Пока рабочие поднимали ведра с человеческими отходами со дна карьера, капо разрешил мальчику пододвинуться к краю пропасти.
Поначалу он засомневался, стоит ли смотреть туда. После того, как поляки увидели карьер, они отказывались говорить о нем. Арон бесконечно трепался о нем, но то, как он смеялся, когда рассказывал про «парашюты», вызывало у Тибора тошноту. Но раз уж он оказался на обрыве, пути назад не было.
То, что он увидел,
