style="font-size:15px;"> У ассамейских соседей – инданнов – такие отметины означают, что этот человек следует по пути Бога-Солнца. Под страхом божественного гнева его нельзя трогать, ему нельзя мешать, а под ноги ему следует бросать лепестки роз.
Странная фантазия.
Когда-то – уж не тысячелетие ли назад? – великие фамилии воевали инданнов и, что немудрено, оставили след в их верованиях.
Но розы?
– Теперь… – Я тронул Подгайного за плечо. – Как ваше имя?
– Симеон.
– Вот что, Симеон. Я сейчас сплету вашу кровь со своей, попытайтесь побороть внутреннее сопротивление. Мне не хочется тратить силы еще и на вас.
Надзиратель кивнул.
– И лучше закройте глаза, – сказал я. – Может мутить. Если вам будет казаться, что вы слабеете, потерпите. Я освобожу вас, когда увижу, что наступил момент. И еще, – я пересел к нему, локоть к локтю, – не старайтесь мне помогать, просто следуйте кровью. Н у, вдох…
Подгайный стесненно вдохнул. Я подстроился под его дыхание.
– Выдох…
Реальность расщепилась.
Блеклое небо, белесая пустота, здание морга, дорога и лопухи. Развернувшийся Сагадеев, полицейские, затаившиеся у забора, Тимаков и чуть осевший, напряженный здоровяк Подгайный – все, словно сквозь толщу речной воды, колеблются под невидимыми волнами.
А вторым слоем – жилки, жилки, жилки.
Серые, розово-золотистые, зеленоватые, синие, бледные и яркие, с переливами и без.
Сплетенные, распустившиеся диковинными деревьями, они обозначали людей.
Сжавшиеся, вялые ниточки – Сагадеев. Спокойные, широко объявшие воздух – Тимаков. Будто языки пламени – городовые.
Подгайный был похож на светло-зеленый округлый куст с вкраплениями оранжевого и перламутрового.
Красно-белый я потянулся к нему, обвил, чувствуя легкое, но сдерживаемое сопротивление, мгновение – и мы вместе выстрелили в направлении морга.
Сквозь забор.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Подгайный держался, струил жилки, отдавая мне часть своей силы.
Там, в реальности, он сгорбился и выкатил вперед плечи.
Двадцать, двадцать пять шагов, плюс десять – пятнадцать внутри морга. Почти предельная моя дальность.
Мелькнули лопухи. Прорезались серые жилки замерших на углу полицейских. У фельдфебеля – со слабым бордо.
Бойницы окон.
– Господин обер-полицмейстер, – попросил я Сагадеева, – предложите им сдаться. Мне нужно, чтобы они отвлеклись.
– Это можно.
Сагадеев подобрался.
Его голос зазвенел, но я почти сразу перестал его слышать, отодвинул на периферию, фиксируя только отдельные слова. Мы… не гарантируем… лучше…
Дверь!
Мой план был прост. Подчинить своей крови всякого, кто встретится на пути. Если получится, вывести «козырных» из морга и уронить уродов в лопухи. В крайнем случае обездвижить
