Напитки?
– Коньяк, – дядя поднял палец, – готтардовский! Графинчик!
– Несомненно. Мясо будет через пятнадцать минут…
Официант поклонился, гримасничая, скороговоркой прошептал мне: «Прошу прощения за недоразумение» и удалился. Дядя потер ладони.
– Ах, Бастель, Бастель, тут такие закручиваются дела!
Я неспешно допил ост-клеро.
– Какие?
– Такая грызня!
– Из-за чего? По-моему, матушка все держит в своих руках. И распорядитель Террийяр – надежнейший человек.
– Ах, так-то так.
Дядя почему-то погрустнел. Глянул на меня, потянулся за хересом.
– Что не так, дядя?
– Понимаешь, Бастель, здесь все непросто…
Я пожал плечами.
В полупустой зал в это время спустился высокий и худой посетитель в застегнутом на все пуговицы сюртуке, потоптался, оглядываясь, потом выбрал столик у окна. К нему подскочил официант, наклонился, принял заказ.
В свете синей лампы лицо посетителя походило на лицо мертвеца.
Я чуть потянулся к нему кровью, но отклика не получил. То ли он был «закрыт», то ли мои способности дали осечку.
– Тебе сколько сейчас, Бастель? – спросил дядя.
– Двадцать восемь.
– А мне пятьдесят два. Да. И у меня, уж поверь, опыт. И об этом я молчать не стану.
Я вздохнул.
– О чем?
– Видишь ли, мой двоюродный брат и, соответственно, твой отец пропал…
– Я знаю.
– Погоди, – сердито вскинул ладонь дядя Мувен, – дай договорить. Уж очень вовремя он пропал. Вообще-то мы не были близки, он постоянно носился с какой-то рухлядью, старыми книгами, что для человека его крови… ну, скажем так, несколько экстравагантно, что ли. А я больше по лесам, со сворой, с егерями, где косулю, где лису. Но!
Круглые дядины глаза уставились на меня, словно пытаясь внушить мне, что это «Но!» неспроста. Очень важное «Но!». Очень.
– Но! – повторил дядя Мувен.
И умолк. Взгляд его ушел в сторону. Повернулся и я.
Нам несли утку. Нет, не так. По воздуху меж столиков, поддерживаемое официантом снизу, но будто бы и само по себе плыло белое гигантское блюдо. Утка золотилась на нем, выставив вверх огрызки крыльев и приподняв шею. Впереди нее торопился будоражащий мясной запах.
Я передвинул бутылки на край.
Утка приземлилась перед дядей. Официант, предварительно протерев, выложил на стол вилки и ножи.
– Ваша утка.
Дядя склонил голову.
– Благодарю.
– Сейчас принесу крокеты, – сказал официант.
– Так вот, – сказал дядя Мувен, едва мы остались втроем: я, он и утка, – пусть мы с твоим отцом пересекались достаточно редко, он всегда шел мне навстречу. По-братски шел. Три года назад, когда мои дела пошатнулись…
Тут дядя скорбно поник, и левый глаз его блеснул влагой.
Дядя
