питерский, и мы с ним как-то сразу сошлись. Я как-то пригласил его к себе отметить приезд бутылочкой водки и краюхой черного хлеба, привезенных мной из Союза, а он познакомил меня с отличным местным пивом «Стелла». В Вовике была масса обаяния. Он, что называется, был «свой в доску», а мне это тогда ой как надо было. Так я прожил до Дня Советской Армии, моего первого праздника на чужбине.
В тот день, вечером, в местном доме культуры собрался весь наш строительный «бомонд». Вдоль стен были расставлены столы (чтоб было место для танцев), на столах стояли закуски местного приготовления и черные бутылки арабского бренди. Мы, переводяги, сидели за своим столом, т.к. здесь «всяк сверчок знай свой шесток», потягивая пивко (а кое-кто и водочку) и перемывая косточки местному начальству и его прихлебателям. Начальство сидело «в обнимку» со своими арабскими коллегами, «итээры» тоже сами по себе расселись поближе к сцене, а вокруг со всех сторон – работяги с женами (у кого есть). На столах – то тут, то там – сверкнет меж темных снарядов арабского бренди прозрачным блеском бутылка «Столичной». Пока Вовик объяснял мне «who есть кто», я заметил одну «сексапильную» блондинку («крашеная, конечно»), с неприступным видом восседавшую в начальственном крыле. Меня особенно поразила неестественная беломраморность кожи её лица. Оказывается, это была первая красавица стройки, жена инженера А.
– А он, что же, из «тех»? – спрашиваю я.
– Да, говорят, дальний родственник Иосифа Виссарионовича. По линии жены, – сообщает Вовик.
– А жена у него ничего.
– Ничего-то ничего, да не про твою честь.
– А что, кусается?
– Ещё как. Видишь того плюгавенького с ней рядом?
– Ну.
– Это наш гэбист главный, за ней увивается.
– А муж?
– Муж – ничего, терпит, они, ведь здесь уже четвертый год сидят, и ещё столько же смогут.
– Четыре года в этой дыре! Чего ради?
– Жадность, Валя, жадность и комфорт. – (Почему ему нравится называть меня «Валей»? ). – А потом, они же каждый год домой в отпуск ездят. Или в Александрию.
«Да, вот кто здесь настоящие хозяева», подумал я. «Живут себе и не боятся, что их выпрут. А я здесь, всего лишь, холуй, шестерка.» Мне, вдруг, захотелось взглянуть на эту женщину поближе. Концерт самодеятельности закончился и на полную мощность врубили музыку, как бы давая понять, что подошло время танцев. Арабы в сопровождении начальства и старшего переводчика потихоньку потянулись к выходу. А что, если пригласить ее? Ведь, не откажет же? Я хлопнул для храбрости пару рюмок местного бренди и направился к их столу. Подхожу, приглашаю. За столом общее смятение, все вылупились на меня, как на инопланетянина, но молчат. Дама тоже молча встает, и мы идем в центр, и начинаем танец. Из динамиков несется мощное why, why, why Delilah! Тома Джонса. Я чувствую (или мне показалось), что она прижимается
