нет к тебе никаких претензий, – уставшим голосом, в который раз повторил Валерий Яковлевич. – Я и без тебя знаю, что твой дружок, находясь в нетрезвом состоянии, убил собственную супругу…
Почему-то мне показалось, что Филимонов специально тянул время. Вероятно, подобным образом он пытался вынудить меня допустить какую-нибудь серьёзную оплошность. В этом случае, он явно недооценивал мои умственные и артистические способности. Он наивно верил, что я могу расслабиться и на мгновение забыть о главной роли, где согласно сценарию, обязан постоянно изображать из себя умственно-отсталого человека.
– Я, хотел с тобой немного пооткровенничать, не особо рассчитывая, что от нашей встречи будет какая-то ощутимая польза, – добродушно признался Филимонов. – В глубине души всё ж таки подспудно надеялся, что ты поможешь мне разобраться в этой запутанной ситуации…
Он натянуто улыбнулся. В уголках его проницательных глаз появились мелкие морщинки.
– Теперь я вынужден признать тот факт, что мои надежды на твою помощь были напрасны, – огорчённо произнёс он. – Ты, к сожалению, действительно умственно отсталый больной человек. Вокруг себя ничего не видишь и не слышишь, словно закоренелый наркоман, впавший в прострацию.
Валерий Яковлевич вновь грузно опустился в кресло и, облокотившись о рабочий стол, всё тем же уставшим, но сдержанным голосом спросил:
– Ведь ты, Анатолий, не станешь отрицать тот факт, что накануне разыгравшейся трагедии был у Григория Васильева и пропустил с ним пару стаканчиков водки?
– Угу-у-у… – протяжно пробурчал я, не отрывая заворожённого взгляда от потолка.
«И что я вожусь с этим недоумком?» – наверняка подумал Филимонов, но вслух деликатно попросил:
– Анатолий, пожалуйста, помоги мне разобраться вот в чём…
– Всё равно упадёт! – не разжимая челюсти, пробурчал я.
– Кто? – не понял Валерий Яковлевич.
– Вон… – коротко ответил я, и медленным движением руки указал на потолок, где кверху лапками ползал небольшой паук, имеющий желтоватую окраску тела смешанную с бурыми пятнами.
– Зачем я тебя вызвал? – начиная терять всякое самообладание, вспылил Филимонов, но тут же снисходительно продолжил: – Понимаешь, Анатолий, там ребёнок погиб. Я бы хотел с твоей помощью…
– Полтора месяца… – отрешённым голосом, сказал я.
– Кому? – недоумённо спросил Филимонов.
– Гришкиной дочке!
– А… Мариночке? – понял он. – Да, полтора месяца ей было. Ещё и жизни-то не видела…
– Красивая, – промямлил я.
– Дети все красивые.
– Светлана!
– Какая Светлана? Ты имеешь в виду жену Григория Васильева?
– Всё равно упадёт…
– Кто?
– Паучок…
