оживился он, выпятив грудь, словно павлин перед демонстрацией хвоста. – Не то что тот скряга Гинце, от которого лишнего рубля не выпросишь! Сидит в своей лаборатории, заваленный бумагами, и даже не смотрит на меня, когда я про деньги заикаюсь!
Он говорил с таким возмущением, словно неполучение денег было величайшим преступлением во вселенной. Может, для него так и было – ценности у каждого свои.
– Ты уже и с Густавом Адольфовичем поругался? – усмехнулся я, наблюдая за его обиженной миной, делавшей его похожим на ребенка, у которого отняли игрушку.
– Ага, говорю же, был в его чертовой лаборатории, – буркнул Пападакис, пнув носком ботинка пол. – С малышом-императором там копался в каких-то картах, а мне на просьбу увеличить расходы на содержание и эксплуатацию нашего крейсера – ни слова!
– Да, тяжело тебе в ВКС, – вздохнул я. – Ну, терпи, что я еще могу посоветовать…
– Напомню, между прочим, что эти самые ВКС несколько месяцев тому назад реквизировали мой транспортник, мой заработок, мою жизнь и до сих пор не вернули. – загундел Аайк, заводя свою старую пластинку.
Его голос поднялся на октаву выше, став почти плаксивым. В другой ситуации это показалось бы комичным, но я понимал его боль. Потеря корабля для капитана – все равно что потеря части себя. Корабль становится продолжением тела, домом, крепостью. А «Македония» была для Аякса еще и источником заработка.
– Бедняга ты наш, – поддела его Таисия, скрестив руки. В ее голосе звучала ирония, но не злость – лишь усталость от бесконечного нытья. – Может, тебе еще медаль за страдания выдать? Или новый сухогруз купить?
Аякс осекся, поймав ее острый взгляд, и поспешно сменил тон, отступив на шаг, будто опасаясь физического выражения ее недовольства. Инстинкт самосохранения у него работал безотказно.
– Было бы неплохо, – пробормотал он, теребя воротник, словно тот внезапно стал слишком тесным. – Ладно, оставим пока эту тему… Пора жрать, господа, а то малой опять без еды сидит. И совет ваш там же проведем, раз уж вы все такие занятые.
Последние слова он произнес с ноткой сарказма, но быстро убрал ее, встретившись с моим взглядом. Я кивнул, посмотрев на Тасю. Она все еще хмурилась, но уголки ее губ дрогнули в легкой улыбке, выдававшей ее веселое настроение..
– Ну что, тогда идем – спросил я, кивнув ему. – Или ты еще поворчишь для порядка, господин капитан?
Через несколько минут, перед этим разойдясь по каютам, приняв душ и переодевшись, мы снова собрались уже в офицерской столовой, которая встретила нас уютным теплом и вкусными запахами. Длинный стальной стол был уставлен тарелками с жареной курицей, гарнирами, хлебом и бутылками с водой и напитками. Вдоль стен тянулось узкое панорамное окно иллюминатора, за которыми чернел космос, усеянный звёздами.
Иван Константинович, наш мудрый восьмилетний император, сидел в центре. Его худенькие плечи едва виднелись за голограммами имперских архивов, чьи страницы