замерзающим в воздухе. Эти листья звенели в последний раз, их мелодия – слабая, надломленная, будто песня, забывшая свои ноты, – растворялась в тишине, становящейся гуще с каждым днём. Вдалеке виднелось озеро света – его воды, некогда сияющие, словно расплавленные звёзды, теперь мутнели, их поверхность покрывалась рябью, напоминающей морщины на лице стареющего мира.
Ледяные Дети бродили среди садов, их хрупкие фигуры, сотканные из кристаллов, дрожали, словно отражение света в треснувшем зеркале. Их одежды – тонкие, будто паутина, поймавшая утренний мороз, – струились за ними, усыпанные осколками льда, гаснущими, теряя свой блеск. Их голоса – чистые, словно звон колокольчиков, – звучали тише, будто боясь нарушить покой умирающей земли. Они прятались в тени деревьев, их глаза – голубые, словно кристаллы, растущие в садах, – смотрели на небо с тревогой, растущей, подобно тени перед закатом.
В центре равнины стояла Лунарисса, владычица Сияющей Луны, её фигура – высокая и тонкая, подобно лучу, пробивающему тьму, – казалась маяком в этом угасающем мире. Её кожа была бледна, почти прозрачна, словно лёд, хранящий звёзды, а волосы – белоснежные, струились, подобно водопаду, замершему в падении, их пряди ловили свет луны, дрожащий над ней. Её глаза – бесцветные, но глубокие, словно омуты, скрывающие бурю, – смотрели на сады с ясностью, острой, как лезвие, и с печалью, текущей в её венах, подобно реке, знающей свой конец.
На ней были доспехи, сотканные из сияния Сияющей Луны, их пластины переливались узорами лунных фаз – серпы, круги, полумесяцы, – и струились, словно шёлк, текущий под ветром, но теперь на них виднелись тонкие трещины, будто паутина, предвещающая разрыв. Плащ её – лёгкий, словно дым, поднимающийся от угасающего огня, – колыхался за ней, его края мерцали, подобно звёздам, гаснущим в ночи. В руке она держала меч – тонкий, словно лунный луч, его лезвие сияло пурпуром, пульсирующим, как сердце, знающее боль своего мира. Её грудь вздымалась медленно, дыхание вырывалось паром, растворяющимся в морозном воздухе, и в нём – не слабость, а сила, борющаяся с тенью, ползущей по её земле.
Лунарисса шла через сад, её шаги звенели на льду, словно мелодия, обещающая жизнь, но её сердце сжималось, подобно льду под солнцем, не могущим его согреть. Она видела, как Ледяные Дети прятались в тени, как их голоса стихали, и чувствовала их страх, острый, словно игла, пронзающая её душу. Она остановилась у дерева, чьи листья падали, подобно каплям, замерзающим в вечности, и её пальцы коснулись его ствола, холодного и хрупкого, словно стекло, знающее свой конец. Она шептала, и её голос – звонкий, словно хрусталь, падающий на лёд, – звучал в тишине:
– Свет не должен угаснуть. Не теперь, когда он ещё помнит тепло.
Из тени сада вышел Талион, воин Ледяных Детей, чья фигура – высокая, но крепкая, подобно скале, стоящей против ветра, – казалась тенью, бросающей вызов свету. Его кожа была бледна, с голубым отливом, словно лёд, сияющий в садах, а волосы – короткие, серебристые, подобно инею, покрывающему траву на рассвете, – торчали,