от солнечных лучей? Сон! Издевательский кошмар! Говорят, что воспоминание о лучшей поре жизни дьявол насылает в конце пути. Но я себе не прощу, если не увековечу напоследок пару мгновений ослепительного чуда, залезшего в мою постель. О, Виттория, подожди, не просыпайся, я подарю миру твою божественную красоту».
Алессандрио схватил мольберт, кисть взлетела, и он погрузился в работу. Как легко и послушно ложились краски! Штрихи окунались в рассеянный свет, как волны прибоя в расплав зари.
«Я творю! – ликовал художник. – Я снова творю! Я вижу никому не видимую музыку и хоровод теней, и тонкие лучи, играющие на ресницах спящей девы. Поток света, как музыка, стекает в лоно долин со струн великого музыканта. Он играет, и арфа пробуждает лунный мир. Я гениален, да».
Кисть запечатлела плавную выпуклость женского живота, пронизанную веселым огнем камина, и клавесинную музыку нежных позвонков, и томный блеск, воспламенивший сочленения бедер.
Вдруг художнику что-то показалось странным и лишним в образе дремлющей девы. Чужеродная тень блеснула студнем над лобком, резко преломившись в бликах огня.
Он пригляделся и узнал длинное изворотливое тело, округлую голову с желтыми глазами навыкате.
– Змееныш, ты жив! – воскликнул Алессандрио.
Но змей был не один.
Два гибких прозрачных тельца, сплетенные мускулами в одно целое, проступили сквозь млечную кожу возлюбленной.
«Они внутри?» – Алессандрио поднял руку над мраморным животом.
Змееныши, просвечиваясь гибкими телами сквозь кожу девушки, обернули головы и разом ощерились.
Он в ужасе отступил.
«Они в ней. Она зачала тварей!»
Скользкая тень промелькнула на полу, задев Алессандрио по ноге.
Под светильником в бликах пламени извивалась еще одна пара странных прозрачных, как тени, существ.
И с книжных полок донеслось знакомое шипение.
Алессандрио вскочил, дико озираясь по сторонам.
Упали ступки со стола, рассыпались кисти, сверкнула высокой дугой и опрокинулась чаша с сусальным золотом. Невесомая пыль солнечным туманом повисла под потолком, окрашивая золотом холсты, мебель и хлам в углу.
Алессандрио оглянулся. Ему казалось, что стены пришли в движение, и комната зашевелилась, как картонная коробка, доверху наполненная кошмаром.
Существа размножались с бешеной скоростью, словно куда-то спешили. Сначала извивались, накручиваясь сами на себя, и, ненадолго замерев, раздваивались, расползаясь в разные стороны.
Приглядевшись внимательно, можно было различить нитевидное тельце новорожденного, пока хилого и слабого, но в виде точной копии своего двойника. Он на глазах наливался эманацией, словно черпал ее от сородичей, рос и мощнел, наконец, замирал неподвижно, чтобы произвести на свет точную копию себя. Она сползала с него хилым невзрачным червячком, и все начиналось
