клубов, получая государственную поддержку. Раззадоренные премиальными выплатами за призовые места, деревенские мужики и бабы с энтузиазмом строителей первых пятилеток принялись шить себе карнавальные наряды. В виду отсутствия самобытных деревенских актеров, Машке пришлось совмещать многие должности. Как заправский режиссер и актер в одном лице, она расхаживала по сцене, принимая облик Снегурочки. Узнать в ней старую бабу, которая пару недель тому назад купила себе гроб, было невозможно. А народ мало беспокоило исчезновение взбалмошной старухи.
Горемыкинский колхозный инженер Колька Крюков по кличке «Крюк», влюбился в Машку с первого взгляда. Забросив все дела, он так проникся к современной культуре, что буквально за десять дней выбился в ведущие актеры местного сельского театра. Не сводя глаз со Снегурочки, Крюк так вживался в роль «Деда Мороза», что сопли, замерзали в его носу и превращаясь в сосульки. Его сердце словно граната рвалось от любви к новому завклуб. Чтобы покорить её, он так выкладывался на сцене, что после репетиции еле волочил ноги. Крюк не мог упустить возможности не быть рядом и даже дышать с Балалайкиной одним воздухом. Он, словно влюблённый Ромео, постоянно держал Машку в поле своего зрения, чтобы вовремя пресечь попытки других воздыхателей. В свою очередь Максимовна, к Николаю была равнодушна. Она знала Коленьку еще с младенчества. С его бабушкой они были закадычные подруги —не разлей вода. Не могла Балалайкина даже представить своих отношений с человеком, который вообще— то был моложе её больше чем на шестьдесят лет.
Спрятавшись за занавесом, она сквозь щель наблюдала за Колькой, считая своим долгом, дать ему правильный вектор его культурного развития. Не заметил Николай, когда злой «Купидон» тайно подкрался на дальность прямого выстрела и влепил, ему промеж лопаток каленую «стрелу». Пронзив его сердце, она застряла груди и ежедневно ныла и ныла, выворачивая наизнанку его душу.
– Дедушка Мороз, Дедушка Мороз, выходи! – говорила по тексту Максимовна, а Колька, раздвинув занавес деревенского театра, постукивая посохом, кряхтел как заправский дед и выползал на сцену, топая по ней старинными валенками.
– Вот и я, ваш Дед Мороз, я подарки всем принес!!! Шел я снежными полями! Шел оврагами, лесами, чтобы вовремя прийти, радость в дом вам принести!!!
Максимовна нагибалась, клянясь в пояс Деду Морозу, и продолжала дальше:
– Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз, от чего твой красен нос? Борода твоя седа? Ты откуда? Ты куда?
– К вам, друзья, мой путь лежал! К вам на лыжах я бежал! На оленях я скакал! Ох, как внученька, устал! – говорил Колька и, скрючив физиономию, хватался за спину, будто в то мгновение его били по спине совковой лопатой.
Максимовна всовывала тетрадь с текстом под мышку и, достав из—за занавеса стул, ставила его Кольке под зад и говорила:
– Ты, дедуля,
