подарили сенбернара, которого она выгуливала по утрам. Однажды к ней подошли люди и попросили сфотографироваться. Когда получили согласие, то попросили Диану подержать камеру, взяли у звезды поводок и сделали фото с сенбернаром. Диана осталась неузнанной, чему была чрезмерно рада.
Я никогда не забуду, как первый раз приехал на съемки к Станиславу Садальскому.
Мое внимание привлекли картины, которые были повсюду. Складывалось ощущение, что я попал в галерею с редкими полотнами. Настолько все было изысканно и со вкусом. Теперь я понимаю, почему станция, на которую я приехал, называется Третьяковская. Раритетный стол в центре комнаты, над ним шикарная люстра, кругом вазы, фарфор, книги.
Камера была установлена, и я приступил к интервью.
– Станислав, добрый день! Вы всегда играете комедийные роли, интересно, а в жизни вы любите, когда над вами смеются?
– Вы знаете, как сказала однажды моя любимая актриса Людмила Целиковская: «Давно не говорят, что я “б…”, теряю популярность». Мне нравится, когда меня куда-либо приглашают, дураки всегда нужны, я и сам посмеиваюсь: «Кабы не было нас, дураков, как бы поняли, что вы все умные».
После интервью Станислав пригласил всех к столу и угостил вкусным обедом. Напоследок он спросил у меня:
– Скажите, Миша, у вас есть еврейские корни?
– Нет, – ответил я.
– Обманываете, еврейский мальчик.
Звезды всегда на виду: на экране, на сцене. Мы думаем, что не встретим их в обычной жизни, а встречаем – не узнаем.
Татьяна Устинова вспоминает случай, как с сестрой опаздывали на поезд, который уходил с Ленинградского вокзала.
Зима, метель, очень холодно. За нами бежит дяденька. Он нас догоняет и говорит мне:
– Можно ваш автограф?
– Да, конечно.
Я достаю из сумки замерзшую ручку, она не пишет, дяденька ждет, метель, блокнот весь мокрый, ручку отогреваю и пишу:
«Василию Васильевичу от Татьяны Устиновой. Расписываюсь».
Отдаю дяденьке, очень холодно, бежим дальше. Дяденька бежит за нами. Мы останавливаемся.
– Что такое, Василий Васильевич?
– А что вы мне тут написали?
– С наилучшими пожеланиями, – говорю я, мне очень холодно, – от Татьяны Устиновой.
Дяденька мне говорит оскорбленным голосом:
– А зачем вы мне это написали? Вы же Дарья Донцова.
Мы с Донцовой похожи, как близнецы, это всякий скажет, я метр восемьдесят, она метр пятьдесят, я сто килограмм, она двадцать, мы просто неразличимы. И я дяденьке говорю, чтобы не вступать в дискуссию:
– Давайте листочек.
Он протягивает, я пишу:
– С наилучшими пожеланиями, Дарья Донцова.
У кого-то в библиотеке сейчас есть автограф от Дарьи Донцовой, написанный Татьяной Устиновой.
Я благодарен каждому человеку, который встретился на моем пути. За
